Просит отец, какой может быть отказ? Проворно сбежал по мосткам вниз парень. Направился через двор к бочке с водой. Его порывистый шаг, стремительная походка не на шутку перепугали дворового кота. Рыжий наблюдатель зашипел на нарушителя спокойствия и опрометью кинулся в дом. Никита зачерпнул воду и замер. Поодаль он увидел русоволосую девицу с туго заплетенной косой до пояса. Она о чем-то негромко разговаривала с садовником, показывая на большой розовый куст. Неожиданно для Никиты девица взглянула в его сторону. Никиту будто молния прошила. Но виду не показал: зачерпнул воды и, словно ничего не произошло, вернулся к отцу.
Кирпич, еще кирпич… Мастерком снимал лишний раствор, вновь подкидывал его на положенный кирпич. Еще и еще… Кладка все выше. А Никита все серьезнее. Лишь изредка поглядывал на хозяйский двор.
– Батя, что это за девка давеча по двору хозяйскому ходила? – будто невзначай спросил за ужином у отца Никита.
– Дочка потаповская, Дуня, – прихлебывал щец Афанасий. – А тебе-то что?
– Да так, – старался равнодушничать Никита.
– Не смей на нее глаза пялить! Не по тебе она, – строго отрезал отец.
Никита и сам понимал, что неровня он ей. Но запала ему Дуня в душу, с первого взгляда запала. И что родительский сказ, коль молодая кровь с каждой робкой думкой о потаповской дочке горячила тело и жар тот выжигал из Никитиной головы все остальные мысли? Дождаться не мог Никита тех часов и дней, когда отец освобождался от работы на Успенском соборе. Сколько раз просил он Афанасия отпустить его одного на постройку потаповского терема, дескать, все ему подмога. Но отец не поддавался на сыновьи уловки, все время отвечая мучительным «нет».
Весна все стремительнее перетекала в лето. С каждым днем все суше, все жарче становилось ее дыхание. И на сердце у Никиты все горячее, все неспокойнее. Только завидит на хозяйском дворе Дуню, и ну норовит за водой сбегать. Не успеет Афанасий глазом моргнуть, а сына уж след простыл.
– Полно ведро, куда еще? – пожимая плечами, бросает вдогонку отец. Не нравится ему сыновья прыть.
– Свежей бы надо, – уже с мостков откликается парень.
А сам спустится во двор, вроде невзначай на Дуню посмотрит, улыбнется ей, да и за водой бежит. Девица вроде и не видит его, а отвернется, зардеется алым румянцем на бархатных ланитах, и только ей ведомо, что у нее на душе…
На днях по привычке помчался Никита за водой да столкнулся с Михайло Иванычем, отцом Дуниным. Недобро посмотрел на него купец. А вечером, когда работники уже выходили из калитки купеческого дома, подозвал к себе Афанасия:
– Ты вот что, Афанасий Кузьмич, сына своего усмири. Нечего девке голову туманить, ходить вокруг нее. Не по себе ломоть урвать хочет. Я на днях еду по торговым делам. Так вот, пока меня не будет, чтоб и его ноги здесь не было. Это мой тебе сказ.
Круто повернул Потапов, но спорить с ним Афанасий не стал. Вздохнул только. И так ясно, чего ждать, когда сын беглого холопа на купеческую дочку заглядывается.
За терем садилось закатное солнце. Как в горниле судьбы обжигало оно в пожаре своих жарких лучей каждый кирпичик недостроенного потаповского терема, словно закаляло души тех, кто строил его, и тех, кому надлежало в нем жить, от испытаний, которые готовила им судьба.
Россия в составе Северного союза пятый год воевала со Швецией за выход к Балтийскому морю. Уже пали шведские крепости Нотебург и Ниеншанц. Уже взяли русские крепости Дерпт, Нарву и начали военные действия в Польше. Однако Северная война давалась трудно. Поражение под Нарвой показало всю отсталость русской армии. Петр I принялся за ее перевооружение и создание регулярных полков. Одних «даточных» людей недоставало, и в 1705 году была введена рекрутская повинность. Началось создание военно-морского флота. Создавались мануфактуры, верфи, пристани и каналы. Строились металлургические и оружейные заводы, которые должны были поставлять для армии пушки и стрелковое оружие. Для всего этого требовались большие капиталовложения, что неизбежно вело к увеличению налогов и обнищанию народа. Ради создаваемой империи Петр I шел на самые решительные, порой неоправданные меры. Для проведения реформ в другие русские города посылались думские бояре. В провинциальных городах они должны были быть примером в новых преобразованиях: носить немецкое платье, брить бороды, курить табак. За неповиновение царскому указу следовали суровые наказания. Нередко на местах власти прикрывались реформами Петра, безбожно облагая народ непомерно высокими налогами, наживаясь и учиняя при этом расправы над недовольными.
Чтобы закрепиться на Балтике, в устье Невы Петр заложил Санкт-Петербург. Город, которому предстояло вырасти среди болот на отвоеванных у противника балтийских землях, по замыслу Петра должен был стать не только «окном в Европу», но и мировым центром наук, искусств, шедевром зодчества. Это значило, что там нужно было развивать торговлю и мануфактуры. Туда по указу Петра I необходимо было переселить несколько тысяч купеческих семей, которые должны были заново создать там новые торговые и промышленные предприятия. В только что основанном Санкт-Петербурге не было ни развитой торговли, ни дорог, ни гостиниц. Многим оказались не под силу царские указы. Многие пошли по миру…
Влажным воздухом непросыхающих болот дышала рождающаяся на костях русского народа Северная столица. Ценой искалеченных судеб и загубленных жизней давался крепнущей державе выход к Балтийскому морю. Петр не считался ни с чем и ни с кем. Новая Россия поднималась с колен, освобождаясь от отсталости и закостенелости, но крепла она на крови своего народа.
Великие дела Петровы – великие его победы! Но так уж издревле повелось на Руси: к большому всегда мелкое ненужным сором прилипало. Как ни старался Петр избавиться от прихлебателей да ненадежных своих слуг, но в русской глубинке много таких царьков кормилось. Каждый себе долю побольше урвать хотел. Вот и архимандрит Рувим тоже свои земли берег и не хотел, чтобы доставались они кому-нибудь другому, пусть даже своим духовным собратьям. А тут воды его Вознесенского монастыря вдруг Спасскому монастырю пожалованы были. И затаил Рувим обиду на городские власти да митрополита Сампсона. Да что на него! На самого царя-батюшку! Редкий человек одинок бывает. Всегда найдутся те, кому близки его помыслы. Вот и привела к Рувиму путаной дорожкой нечистая стрельцов воеводиных Андрея Журавлева да Федора Илларионова. И не только их. Купец Яков Иванович Носов тоже не хотел терпеть новые порядки.
Раздольные ветры гуляли над степными астраханскими просторами. Далека Астрахань от Москвы. Далека она от надзора царского. Гуляй, вольный казак! Гуляй, всякий человек, ступивший на эту многоязыкую землю. Сколько народу сюда потянулось от петровского глаза да приказа! Сколько недовольных «царем-иноземцем» удалилось на задворки Руси-матушки справедливости искать!
ebooksa