– Вот и я говорю, – поддакнул Носов. – А еще каждый купец обязан теперь отбыть казенную службу. Петр Санкт-Петербург отстраивает. Новая столица ему сильной нужна. Вот он в указе и постановил, что со всей Руси на земли нового города насильственно купцов направлять будет вместе с семьями и указывать им, в какие порты какие товары везти для продажи.
– Может, нас-то не коснется? – засомневался Потапов.
– Какое там! – возразил Илья Ильич. – Воевода Ржевский уже усердствует, указ царев исполняет. Да слишком круто поворачивает: знает, что Москва далеко.
– Народ надо поднимать, – будто невзначай проронил Носов.
Судили, рядили купцы, что принесут им предстоящие перемены, да так ничего хорошего и не надумали.
Лето 1705 года, словно магнитом, тянуло на астраханскую всякий беглый люд. Издревле была эта земля больным местом в Отечестве Российском. Бродяги, беглые воровские люди – все стекались сюда, готовые принять сторону любого самозванца, только шепни им. А тут Петровские реформы словно метлой вымели с мест, близких к Москве, весь недовольный люд, смыли его потоками преобразований. И потекли эти потоки в яму Прикаспийской низменности. То ли насмешка, то ли Промысл Божий – собрать все низы в этой низменной яме. Многие недовольные, спасая бороды и платья свои, бежали в Астрахань. Многие пытались укрыться здесь от «царя-иноземца».
В обжорку вошел помощник Потапова и обратился к купцу:
– Михайло Иваныч, там пришли люди воеводы Ржевского требуют налог заплатить за привезенный товар!
– Так уплачено же, – приподнялся на лавке Потапов.
– Да, но говорят, что тот не в счет. А этот по новому цареву указу. И еще налоги на твою бороду и бороды твоих людей. Велено сейчас заплатить, а не то плетьми грозятся.
– Что?! – возмутился купец. – А ну-ка, пойдем!
Около разгруженной потаповской соли стояли трое. Когда Потапов подошел ближе, один из стоящих достал из-под кафтана бумагу и протянул купцу.
– Кто такие? – недовольно выхватил из его рук бумагу Потапов.
– Стрельцы городского воеводы. А ты охолонись, купец! – остудил его пыл старшой. – По указу цареву велено выправить на тебе новый налог на товар, да за бороду, да за… Да тут все исчислено! – Он ткнул свитком в широкую потаповскую грудь. – А коли воспротивишься, – по воеводиному слову не избежать тебе плетей!..
И так рядил, и сяк прикидывал Михайло Иваныч, а заплатил-таки налог. Не хотел на позорище себя выставлять. Может, образуется? Все. А как русскому мужику без бороды да в немецком платье ходить?! Срам! Но еще срамнее плетьми битому быть. Ему-то, купцу!
Летние вечера – долгие вечера. Хоть и заглядывали сумерки в окна афанасиевского дома, а не торопились уступать место ночной тьме. Еле уловимый ветерок трепал холщовую занавеску. Афанасий Прохоров недавно пришел с работы на строительстве собора и теперь ужинал вместе с женой и сыном.
– Как прошел день? – поинтересовался он у Прасковеи.
– Неплохо, – отозвалась та, – я все по хозяйству, а Никита мне пособлял. А ты небось устал с работы?
– Есть немного. Никто к нам не заходил?
– Да нет, – уклончиво отвела глаза Прасковея.