Ушедшие в никуда

– Кто донес?

– Федор Илларионов.

– Через час всех на Круг. Решать будем, как дальше дела вести.

Стояла ветреная снежная погода. Несмотря на это, на кремлевской площади народ собрался быстро. Хоть и понимал мятежный люд, что когда-нибудь придется защищать вольную жизнь, все же известие о прибывшем царском полку вызвало всеобщее беспокойство.

– Давайте решать, – обратился Носов к собравшимся, – как беду избывать будем. В царевом войске людей много.

– Может, взять их хитростью? – выкрикнул Андрей Журавлев.

– Что предлагаешь? – испытующе взглянув на него, спросил Носов.

– Предлагаю послать к Шереметеву нарочника, к примеру, Рувима. Он архимандрит. Стало быть, к нему доверия больше. Пусть просит о помиловании. Тогда, де, через три дня мятеж будет прекращен. Да пусть предложит воеводе переправиться в Астрахань через Болду и пообещает, что через Кутум к этому времени мост построим. А как только станет царево войско переправляться через Болду, тут мы его картечью и встретим. Укрыться им будет негде – степь кругом…

Борис Шереметев сидел на шатком деревянном табурете за сколоченным из старых досок столом и, изучая карту астраханских окрестностей, размышлял: «Поверить бунтовщикам, потерять треть войска… Нелепо… Непростительно…»

– Потревожил? – раздался за спиной фельдмаршала голос митрополита Сампсона. За раздумьями Шереметев на заметил, как тот вошел к нему.

– Право, отче, не заметил, – встал ему навстречу полководец. – Проиграл я первый приступ к городу. Столько людей потерял! К огородам пришлось отойти. Это же на шесть верст севернее города!

– Знаю, – отвечал Сампсон, – потому и пришел, чтобы совет тебе дать. Сказать, скажу, а там дело твое, прислушиваться или нет. Сейчас февраль ветрами да морозами лютует. А ты погоди до весны, пока морозы спадут, пока лед разойдется. Поставь суда по Волге на западной и северной ее сторонах. Войска свои расставь чуть выше ивановского монастыря по буграм – к Кутуму. И не начинай войны до лета.

– Так это ж еще сколько времени провести в бездействии. Да и провизия на исходе.

– Я тебе, Борис Петрович, дело говорю. Потому как знаю. А послушаешь или нет, решай сам.

– Послушаю, отче, послушаю, хоть и по-иному мыслю. А ты оставайся у меня в лагере, владыка. И тебе у меня лучше будет, чем у калмыков. И мне с тобой спокойнее.

Теперь долгими зимними вечерами, под завывание февральских ветров вели они разговоры и про петровские реформы, и про Северную войну со Швецией, и про будущие приступы к мятежной Астрахани.

– Важна Астрахань для России, очень важна, – говорил митрополиту Шереметев. – Здесь необходим Петру прочный тыл, чтобы дальше на Кавказ двигаться и в Персию.

– С божьей помощью остановим мятеж, – успокаивал его Сампсон, понимая, что силен дух бунтарский в Астрахани.

Едва весна освободила реки от зимнего плена, Шереметев расставил свои войска так, как советовал ему митрополит. И сразу удача. Первый приступ между живым мостом с честью был взят. Труднее дался царскому воеводе второй штурм около Вознесенских ворот и Вознесенского монастыря. Упорствовали бунтовщики, но и здесь все вышло так, как говорил владыка.

– Спасибо тебе, отче, за советы твои мудрые, – благодарил его фельдмаршал в один из весенних дней, когда сидели они в штабной палатке и беседовали о судьбах своих, связанных с судьбами страны и города, о недавних сражениях. – Если бы не твоя помощь, не видать мне удачи. Вчера бунтовщики внезапно напали на моих людей чуть ниже Ямгурчева городка, бились яростно, но чувствую, слабеют их силы.