Еще миг, и Воскресенские ворота открылись. За ними с образом Преподобного Сергия Радонежского Чудотворца в руках стоял Борис Шереметев.
Минуло два года с тех самых пор, как успокоился бунтарский дух на астраханской земле. Отгремели в Москве салюты, учиненные Петром по поводу большой победы над астраханскими бунтарями. Жизнь потекла своим чередом.
Случай свел Никиту и Дуню на счастливую совместную жизнь. Если бы не слухи, пущенные в уши людские, да не бунт, никогда тому не бывать. Сколько живут они в доме Михайло Иваныча Потапова, а наглядеться друг на друга не могут. Сына Кирилла бог им послал на Пасху. Дуня скоро оправилась от родин, округлилась, расцвела молодым бабьим цветом. Еще краше стала.
Михайло Иванович долго косился на зятя, все безродства ему простить не мог. Но понемногу сдался. Как и обещал, отписал Дуне соляной прииск. Теперь Михайло Иваныч и Никита Потаповы вместе дела вели. Никита превзошел ожидания тестя. Понял тот: есть кому после себя дело оставить. Да и родители Никиты тоже в нужде не жили. Афанасий собирался лавку скобяную открывать, но каменных дел пока не оставлял. Всему свой срок.
Минуло два года с тех самых пор, как принял митрополит Сампсон из рук царева воеводы генерал-фельдмаршала Шереметева образ преподобного Сергия Радонежского во имя спокойствия, во имя веры людской в справедливость на этой грешной земле.
А русская армия в войне со шведами громила в это время у деревни Лесной корпус генерала Левенгаупта. И, чтобы пополнить армейские ряды, ушел по Петровскому указу в рекруты Афанасий. Горько плакала Прасковея. Места не находила себе в опустевшем доме. А через месяц еще одна бумага из столицы пришла. Согласно этой бумаге, купцу Михайле Ивановичу Потапову надлежало вместе с семьей и со всем имуществом в кратчайший срок переселиться в Санкт-Петербург. В новой столице велено было купцу Потапову начать все сызнова и заняться тем, на что будет царева воля. Так изменила судьба жизни людские, разлучив навсегда родных людей.
Вернулся и митрополит Сампсон на бескрайние необжитые просторы Болдинской степи. Вернулся, чтобы на любимом острове, который приглянулся ему с тех самых пор, когда жил он у Аюки Таши, построить новую обитель. И вознеслись на острове куполами к небу две деревянные церкви, возвещая окрестности Болдинской степи об утверждении на этих землях нового монастыря.
Это было время грандиозных реформ, время славных дел ради достойной жизни на земле. Это были светлые головы и сильные руки, создающие будущее земли русской, укрепляющие дух ее во Имя Отца, Сына и Святого Духа.
Астрахань, младшая сестра царского града Московского. На гербе Российском твое величие записано: «Орел двоеглавый есть герб державный великого Государя, царя и великого Князя Алексея Михайловича». Три короны «знаменуют три великие Казанское, Астраханское, Сибирское славные царства».
Честь, хвала и низкий поклон тебе и детям земли твоей!
Часть III. И был рассвет…
Изба, в которой жил Игнат Никаноров с женой Зиновией да детишками-близнецами, досталась ему от родителей. Люди невысокого сословия, невысокого достатка, проще сказать, казенные крестьяне из бывших половников[73], не могли дать сыну какого-нибудь стоящего образования. Однако грамоту он разумел.
Едва поставив Игната на ноги, не болея, не хворая, ни у кого не спросясь, отправились родители в иные миры постигать иные мудрости, оставив сына на произвол судьбы в небольшой деревянной избе маленькой слободки посреди Болдинской степи.
В ту пору, когда поколение Игната только дожидалось дозволения Всевышнего появиться на свет божий, губернская канцелярия отвела здесь под строительство жилья место вдоль берега Волги специально для поселения государственных крестьян.
Болдинская степь, сплошь покрытая камышом и солончаками, встретила поселенцев неприветливо. Каждую весну многие трудности терпели слободчане от разливающихся волжских вод. Бляблин ерик, заняв добрую часть степи, привлекал своим мелководьем лишь змей и громкоголосых лягушек.
Одна отрада для слободчан – недалеко на Облондинском острову виднелась отсюда Воскресенская обитель. Без храма как? Без храма русскому мужику никак нельзя. Во всех делах испокон веков русский мужик на Бога уповал да на свое неизменное русское авось. Имена храмов в легендах хранил. Вот и нарекли предки новое поселение по имени обители Воскресенской слободой.
Лето перешагнуло за половину своего земного правления. Игнат по привычке встал с восходом солнца. Который день уходил он вместе со слободчанами к Бляблину ерику. Росла слободка. Нужны были земли. Вот и решили всем слободским миром: надо осушить Бляблин ерик. Как только полая вода отступила с болдинских земель в привычное волжское русло, слободчане начали работы. С утра до вечера подходили к Бляблину ерику телеги с суглинистой землей. С утра до вечера мужички засыпали той землей воды мелкого, но широкого, не на одну версту расползшегося по степи ерика. Долго трудились, и покорился Блялблин ерик людям. День за днем он становился все меньше и меньше, пока, наконец, не скрылся под суглинистой землей вовсе, напоминанием отставив о себе лишь мокрые проплешины навезенной земли.
Игнат не разгибал спины. Сызмальства приучили его родители к труду. Да и жизнь медом не баловала, свои уроки Игнату преподавала.
– Вот так задало нам казенное начальство работенку, – сетовали мужики.
– Опять за все копейки заплатят. Как семьи-то кормить?
ebooksa