Услышав голос мужа, в гостиную спустилась Анастасия Кузьминична.
– Наконец-то ты приехал! Очень я за тебя переживала. Слава богу, цел. Неделю ведь дома не был. Наталья! – Барыня позвала горничную. – Согрей воды и поставь самовар.
Впервые за несколько дней Потаповы сели ужинать всей семьей. Но не в том доме, что построил купец Федор Ермолаевич Потапов на берегу Волги близ пароходных пристаней. Тот дом, что и многие другие, сгорел дотла. А в старом двухэтажном, на Биржевой улице, где жили они прежде. До большого пожара, охватившего Селение, дом этот чаще пустовал. Потаповы собирались его продавать. Уже и покупатель был найден, а тут дело вот как обернулось. Шесть дней бушевал пожар, не щадя ни зажиточных горожан, ни бедноту. Но справились-таки люди со стихией, укротили.
– Силища-то какая у огня! Нагляделся я за эти дни! – сокрушался Федор Ермолаевич. – Дом-то наш не сберег от огня.
– Главное, что сам цел, – успокаивала мужа Анастасия Кузьминична, а у самой ком в горле стоял от слез, которым она ни в коем случае не хотела давать волю.
– Цел-то цел, – вздыхал Федор Ермолаевич, – а убытков сколько понес. Вот, только днями новая партия леса пришла с верхов. Все погорело. Все. Одного хлеба, приготовленного для отправки в Персию, около трехсот тысяч четвертей погорело. Много людей без крова остались. Заново все отстраивать придется… Вы-то как все эти дни без меня жили? Страшно небось было?
– Страшно, Федя! За тебя переживали очень. Огонь-то как полыхал. Еще немного и через мост перекинулся бы. Церковь-то Казанская дотла сгорела. Отсюда видно было. А наш-то дом совсем рядом. Если бы и его лишились, где жили тогда? По дороге, когда сюда ехали, нашу повозку остановил какой-то мужик, попросил вывезти из горящего квартала женщину с двумя малыми детками. Мы привезли их сюда. Идти-то им некуда. Я поселила их в комнате для прислуги. Женщина вроде неплохая, пособляет Наталье по дому. Говорит, казенные крестьяне они.
– Их избы все погорели, – подтвердил купец. – Пусть живут. В беде людям помогать надо.
Намыкав в эти дни лиха, не переставая думать о семье, Игнат решил пойти наугад в ту сторону, куда увезла чужая повозка его домочадцев. Но так и тянуло его еще раз посмотреть на дымящиеся руины избы. Тяжело было у Игната на сердце. Все выгорело дотла. Лишь печная труба, возвышавшаяся над пепелищем, напоминала о прошлой жизни. От избы не осталось ничего. Где жить? С нуля начинать – не осилить…
– Никаноров, – услышал он совсем рядом чей-то голос.
Игнат повернул голову на зов. На соседнем пепелище возился его сосед Митяй.
– На пожарище пришел посмотреть?
– Да уж, – отозвался Игнат, – только смотреть-то не на что.
Он ступал по обугленным, еще не остывшим доскам своего бывшего дома, стараясь найти хоть что-то, что могло уцелеть во время пожара. Подошва его сапога уперлась во что-то острое. Игнат разгреб пепел. Под ногами была та самая пластина, которую он некогда подобрал на Бляблином ерике. «Опять эта табличка. Что она мне все под руки попадается? – подумал Игнат. – Ладно, возьму ее, может, сгодится».
Наутро Зиновия, попросив Наталью присмотреть за детьми, отправилась за Кутум искать в выгоревшем дотла Селении мужа. Барыня велела ей взять ее повозку. Зиновия сначала отказывалась, а потом согласилась.
Закутумье превратилось в дымящиеся руины. Зиновия проехала по бездорожью напрямик к тому месту, где всего неделю назад стояли крестьянские избы. Еще издали заметила она обгоревшие развалины и копошащихся на пожарищах людей. Женщина сошла с повозки.
«Игнат», – чуть слышно прошептала она, увидев мужа.
– Игнат! – позвала громче.
Игнат услышал ее, обернулся, подбежал и прижал к себе:
– Зиновия… Зиновия, как вы? Где вы сейчас? Где дети?