— Ярослав…
— Да заткнись ты. Слушай. Вы проиграли. Дениска едет сюда, чтобы подписать капитуляцию. Мой адвокат уже готовит необходимые бумажки. Тебя по-любому лишат дворянства и куда-нибудь сошлют. Ребёнка я заберу.
Несколько мгновений Маргоша молчит. Покачивает младенца и внимательно глядит мне в глаза.
— Что ты с ним сделаешь?
— Ничего. В детдом отправлю, как и говорил. А может, воспитаю сам. Будет типа мой бастард.
Маргарита опускает взгляд на мальчика. На её усталом лице вновь появляется улыбка.
— Ладно, — шепчет она. — Я признаю поражение. Только не убивай его.
— Да за кого ты меня держишь, дура? Я не убиваю детей. Какой же мразью надо быть, чтобы прикончить новорождённого?
— Такой, как я, — отвечает Марго и вдруг начинает рыдать.
Слёзы настоящие, я это чувствую. Какой бы прекрасной Маргоша ни была актрисой, сейчас она плачет совершенно искренне. Мне даже жаль её становится, хотя в чём дело, догнать не могу.
Маргарита прижимает младенца к себе, целует и шепчет «прости, прости». Не понимаю. Мальчик жив, всё в порядке. Ну да, им придётся расстаться. Но для матери должно быть главное то, что ребёнок жив и здоров.
Я ж пообещал, что не убью. Может, даже сам выращу.
— Прости, — продолжает заходиться в рыданиях Марго. — Боги, о чём я думала! Прости, прости меня!
— Он тебя не понимает, — сухо говорю я. — За что ты просишь прощения?
— За то, что убила его, — Маргарита поднимает на меня красные заплаканные глаза.
— Что-то я себя дебилом чувствую. Он вроде жив.
— Не так, как ты думаешь, Котов, — Окунева вздыхает. — Ладно. Раз уж я действительно проиграла, то должна кое-что тебе рассказать. Только поклянись, что не тронешь ребёнка!
— Я ведь уже обещал.
— Поклянись! — требует Марго.
Младенец начинает плакать. Маргоша качает его, целует в маленькое сморщенное личико, и снова шепчет «прости».