― Девочки мои, ну вы же пару-тройку часов без меня обойдетесь?
― Продержимся, не сомневайся! ― я провела подушечками пальцев по темной модной щетине мужа, поцеловала его в подбородок. ― Это пока ты дома, Машка без тебя шагу ступить не может. А как убедится, что ты все-таки уехал ― займется своими делами. Но ждать все равно будет! Так что ты возвращайся скорей!
― Куда я от вас… ― в голосе Скворцова прозвучало столько нежности, что и без слов стало понятно: никуда! Бульдозером от нас не оттащишь!
Эд уехал. Манюня еще немного покапризничала, потом улеглась в обнимку с Найджелом прямо на ковре перед диваном ― досыпать что не доспала.
Я попыталась заняться любимым десертом мужа ― яблочной шарлоткой. Уронила вилку, рассыпала яблоки, порезала палец и поняла: лучше мне вместе с дочкой прилечь на ковер и перестать суетиться. Все равно все из рук валится. И вот вроде умом понимаю, что лазерная коррекция зрения ― операция не опасная и даже почти безболезненная, а однако же волнуюсь за мужа так, что ни о чем больше думать не могу!
Часа через два Машка проснулась. Убедилась, что папы дома нет, собралась было снова покапризничать по этому поводу, но я ей пообещала, что вот сейчас она скушает творожок, и мы возьмем Найджела и пойдем на улицу ― встречать папу. Манюня тут же стала словно шелковая. И творожок съела, и кефир выпила, и комбинезончик джинсовый надела быстро и без выкрутасов.
Мы спустились во двор. Поводок Найджела я зацепила за спинку скамьи, сама уселась с дочкой на край песочницы. Бабье лето, теплое, южное, позволяло лепить куличики, не боясь замерзнуть, даже в конце сентября. Так мы и сидели с лопатками и ведерками, пока во двор не въехал серебристый Гранд Чероки. За рулем этой четырехколесной зверюги сидела моя лучшая подруга ― Тамара.
Она выпрыгнула из салона первой.
― Тима на операцию срочную вызвали, ― ответила на мой удивленный взгляд. ― Пришлось мне извозчиком к твоему мужу подрядиться.
Потом замерла, театральным жестом указывая направо. Из салона джипа выбрался Скворцов, быстро обошел капот, зашагал к нам.
Я встала, подхватила Манюню на руки:
― Смотри, кто приехал!
Машка тетю Тому, крестную маму, проигнорировала.
― Па-па-а! ― заверещала звонко.
― Вуф! Вуф! ― подхватил ее вопль Найджел и первым бросился к ногам любимого хозяина.
Эдуард на ходу потрепал лобастую собачью голову. Уверенной походкой зрячего человека приблизился к нам. Протянул руки и забрал у меня дочку. Присел с ней на скамью, снял темные очки, чуть отодвинул малую от себя и принялся разглядывать.
Мы с Тамарой встали рядом, обнялись, будто обе опасались упасть, и со слезами на глазах наблюдали за парочкой ― папой и дочкой.
Манюня что-то лопотала на своем тарабарском, показывая пальчиком то на Найджела, то в сторону песочницы. А Эд рассматривал ее ― долго. Жадно.
Потом погладил кончиками пальцев круглые улыбчивые щечки и произнес растроганным прерывающимся голосом:
― Я так тебя себе и представлял, Машка! Так и представлял!