На кухне пахнет едой. Жена поэта сидит сгорбившись. Покусывает губами бокал вина.
– Этот дурак помер и что оставил мне? Гору никому не нужных стихов?
Я ухожу слоняться по коридору. Везде пахнет приторно, будто сдобой. И от этого мерзко.
В дверь стучат. Так я знакомлюсь с ним. Саша выше и старше меня, светловолосый и голубоглазый. С сияющей улыбкой. Вертит головой, что-то быстро говорит, и на щеках его проступает румянец. Я противоположность. У меня темные волосы и глаза, я предпочитаю молчать и не улыбаться просто так. Но он увязался хвостиком за мной, не наблюдая других детей в этом гробу.
Повсюду уже стоят люди, сжимают пластиковые стаканы. Пахнет вином, сыром и колбасой. Речь старается быть грустной, а смешки выбрасываются вместе с грязными салфетками.
А мы с Сашей много смеемся, пока играем в догонялки. Туда-сюда.
– Детей бы выгнать за такое поведение!
– Отстаньте от них, пусть веселятся, ему бы понравилось. – Старик кивает на фото покойного.
Мы с Сашей хлопаем в ладоши и забираем горсть винограда. На балконе нас встречают тепло и летящий пух. Саша ест и сплевывает косточки вниз.
– Попробуй. Кто из нас дальше плюнет?
Мне нравилось, как мы смотрели на трещины асфальта и давились то смехом, то виноградом, пока взрослые изображали из себя страдальцев.
– Дедушка вообще любил виноград.
– А сейчас не любит?
Он смотрит на меня как на дуру:
– Так он же умер, это его поминки.
Я сразу краснею.
– Ты его любил?
– И люблю…
Он начинает перекладывать виноградины из ладони в ладонь. Потом вдруг замирает и улыбается мне:
– Пошли играть.