– И кожаные чёрные перчатки, – добавил я.
– Ага, – одобрительно взглянула на меня жена. – Какой ты у меня молодец!
Я молча развел руками – ну да, молодец… Не та ситуация, чтобы спорить.
– А это кому? – показала она на второе манто.
– Маме, – ответил я.
Галия кивнула и опять переключилась на зеркало. Как и ожидал, не спросила – а чьей маме? После того, что Оксана вытворяла, такой вопрос в нашей семье не стоял. В принципе, сама мне помогла… А то будь она образцовой тещей, не создающей проблем, сейчас бы мне точно было тяжело объяснить жене, почему шубка должна уйти в адрес именно моей матери. Даже если бы и не спросила прямо, почему, вопрос все равно бы висел в воздухе и портил отношения в семье…
Ну, пусть наслаждается.
Чуть позднее к нам зашёл Михаил Андреевич и пригласил к себе. Художники торжественно вручили нам наш первый семейный живописный портрет. Ну что сказать – получилось шикарно. Стало понятно, почему он с ним столько возился. Сколько я не рассматривал портрет, хотелось смотреть всё больше и больше. Художник, и правда, писал живых людей. Так, как он их увидел и понял. Мне интересно было взглянуть на себя его глазами, и я вглядывался и вглядывался сам в себя… И в Галию… Ее характер был отражен очень точно – сильная и доверчивая, добрая и отзывчивая… Смелая. Решительная. Волевая.
– Ну, садитесь за стол, – отвлекла меня Елена Яковлевна.
– Мы в субботу уезжаем, – напомнил Михаил Андреевич. – Билеты до Куйбышева уже на руках. Не ожидал, что это такой дефицит окажется, – признался он. – Сезон отпусков ещё не начался, а плацкартных билетов нет вообще.
– Зачем нам они? – с недоумением спросила его супруга. – Мы же не ездим плацкартом.
– Да, но всё равно, – возразил ей муж. – Думаю, приедем, и обратные билеты надо будет заранее взять, – многозначительно взглянул он на Елену Яковлевну. – На всякий случай.
– У нас будет к вам ещё одна просьба, – повернулась к нам хозяйка. – Не могли бы вы передать одному человеку в наше отсутствие вот эту работу? – показала она завёрнутую в бумагу картину размером, примерно, семьдесят на шестьдесят сантиметров. – И взять у него деньги…
– Вот, сюда их спрячьте, – отодвинул Михаил Андреевич одну из картин от стены, – за раму сзади вставьте.
– Хорошо, – кивнул я. – А как он узнает, что к нам надо обратиться?
– Мы телефон ваш ему дали, – ответила Елена Яковлевна.
– А, ну, отлично.
Мы посидели ещё немного и вернулись домой, бережно неся наш портрет. Он уже был полностью оформлен, даже верёвочка имелась. Не утерпел и сразу решил повесить.
Пришлось поковыряться, но я повесил его прямо по центру над нашей кроватью. И опять завис, разглядывая его. Галию Михаил Андреевич почувствовал, вообще, идеально, полностью согласен. А себя я, всё-таки, другим представлял… С портрета на меня смотрел, пусть серьёзный, но совсем ещё мальчишка.
Остаток вечера провёл, перекладывая коробки с плиткой, отбирая цвета, отличные от синего. Их совсем не так много. Оставлю себе. Имею право, это же я, в конце концов, на плитку внимание обратил и всех ей обеспечил.