— Но, все общение с ней только ж с учётом рекомендаций Левина, — постучал указательным пальцем по столу зампред.
— Само собой, — кивнул Воронин.
Во вторник в столовой спросил наших, как у них прошёл вчера рейд на обувную фабрику.
— Там такой бардак! — закатил глаза Сёма Давыдов.
— Это точно, — разочарованным голосом добавила Маша. — Никто там ничем не занимался, дорогу между корпусами так и не сделали, сейчас ещё немного подмёрзло, так люди ходят. А всю осень, они нам вчера жаловались, в грязи по колено ходили. Доски кинут, а к вечеру их в грязи уже и не видно, грузовая машина туда и обратно проедет, как и не было ничего. А сколько они поскальзывались на этих грязных досках… Там начальство, вообще, о людях не думает! У них на той неделе работница уксусную эссенцию в кабинете директора выпила! Представляешь?
— С чего это она? — потрясённо спросил я.
— Они всемером в одной комнате живут, на очереди на квартиру года три уже первыми стоят. И тут опять им квартиру не дали, кто-то вперёд пролез… Люди так возмущены! Ты не представляешь! Как считаешь, мне надо об этом в своём отчёте указать?
— Фух… Блин, Маш, и хотелось бы, но могут не так вас понять. Еще припишут вам антигосударственную политику. Не может советский директор мухлевать с квартирами, доводя работниц до самоубийства! Тут уже не студенты, а прокуратура должна работать, ей антигосударственные мотивы не припишешь… — ответил я. — Доведение до самоубийства… Женщина-то как, выжила?
— Выжила, в больнице до сих пор. Но, говорят, инвалид будет.
— А прокуратура что?
— Про это люди ничего не говорили, — переглянулась Маша с Мартином и Семёном. Те кивнули, подтверждая её слова. — Возмущались только очень сильно своим начальством. Мол, на людей плевать, только план им давай.
— Отслеживай там, как это дело развивается. И меня информируй. Если на тормозах все спустят, сообщи мне, попробую поискать справедливость по своим каналам. Вас во все это не ввязывая.
— Хорошо! — обрадовалась Маша.
— Правильно, — поддержали меня парни. — Разберись там.
— Да уж… А что насчёт коробок с обувью? — вспомнил я.
— А, — тоже вспомнила она. — Слушай, Семён Данилович сказал, что это какая-то другая обувь, не с фабрики.
— Семён Данилович — это кто? — спросил я.
— А это секретарь фабричной комсомольской организации, который нам помогал. Гусев его попросил.
— А, ну, понял, понял. Значит, говоришь, не признал он обувь… А много её вынесли при вас?
— Ну, мы недолго постояли, минут сорок, три коробки пронесли… Но обеденный перерыв уже закончился, пока мы, в этот раз, приехали.
ebooksa