Молчание затягивается, воздух на кухне густеет, становится душно. Элина шагает вперед и подает руку Надире.
— Меня зовут Эля. Я приехала выразить вам и вашей маме соболезнования.
— Таир знает? — строгий, холодный голос хэдэ даже меня пугает.
— Нет, — тушуется женщина. — Это мое собственное решение.
Надира несколько секунд ничего не говорит, но буравит гостью недобрым взглядом. Мне даже становится жаль ее, потому что она явно не ожидала, как женщины семьи Искаковых воспримут ее самодеятельность. Элина молчит. Видимо, прокручивает в голове возможные сценарии.
— Рано, проводи ее к маме, — не прерывая зрительного контакта с новой келин, дает указания золовка.
— Но хэдэ, — встревает Фируза.
— Пусть выразит соболезнования, раз приехала.
Растерянная Рано выходит вперед и жестом показывает гостье чтобы она шла за ней.
— Как же так, Надира? — качает головой моя тетя. — Ты ничего не скажешь? Не сделаешь?
Сестра Таира тяжело дышит, сжимает и разжимает кулаки — нервничает и вероятно, не знает, как разрулить ситуацию.
— А что я могу сделать? — повернувшись, вопрошает она с нотками отчаяния в голосе. — Прятать мы ее уже не можем. Все и так все знают, но молчат. Раз уж пришла придется ее принять.
— И платок белый на нее наденешь? — не останавливается тетя.
— Нет.
— Ну хоть так, — ворчит чон-апа.
Я разворачиваюсь к раковине и резко включаю кран. Не рассчитала, напор оказался слишком большим и струи забрызгали кофту.
— Черт, — выключаю кран и тут же впиваюсь зубами в нижнюю губу.
Почувствовав на себе женские взгляды, схватила кастрюлю, в которой мы сделали чай, поставила под воду и выдавила на дно “Фейри”.
— Сабин, — подойдя сзади Фируза обняла меня за плечи и поцеловала в щеку. — Прости, мы не стали тебе говорить. Мы сами узнали только два дня назад. Он нам позвонил.
— Сестренка, — с другой стороны встала Надира. — Он не стоит твоих слез. Он дурак, и я с ним поговорю.