— Нариман, — шепчу я. — Просыпайся.
— Ммм, — мычит он, еле разлепив веки. — Который час?
— Десять уже. Ты читал сказку и уснул.
— Ой! Что это?! — внезапно пол подо мной качнулся, а кровать зашаталась.
Нариман резко соскакивает и хватает на руки Нафису.
— Землетрясение! Вставай под косяк!
Страх сковывает, но я делаю так, как сотни раз учили. Нариман, обнимая дочь, встает напротив меня.
На улице с грохотом то-то падает и мы резко поворачиваемся на звук, а потом одновременно смотрим друг на друга. Нас все еще раскачивает, точно на волнах; гул не прекращается, а за окном уже воет сирена, которую обычно включают при чрезвычайных ситуациях. Тут же в памяти всплыли январские события, когда в городе стреляли, а людям запретили покидать дома.
Я родилась в Алматы, и даже посчитать не могу, сколько мы пережили землетрясений. Но никогда оно не длилось так долго, как сейчас. От страха, что сейчас все начнет рушится, как в Турции, меня начинает трясти. Нариман протягивает руку и я крепко ее сжимаю, найдя в ней опору. Нафиса просыпается и зовет меня.
— Мама…
— Все хорошо, зайка. Спи. Все хорошо, — успокаиваю ее, поглаживая свободной рукой по спине. Пытаюсь унять дрожь, чтобы мой страх и волнение не передались ей. В такую минуту остается только обратиться к Всевышнему и я вполголоса читаю молитву: “Бисмилляхи Рахмани Рахим” (Во имя Аллаха Милостивого и Милосердного).
Глава 18. Он — мой
Сабина
Я не знаю, что больше меня пугает до чертиков: не прекращающиеся уже минуту подземные толчки, от которых вещи попадали с туалетного столика, в зале с полок серванта полетел и разбился мамин хрусталь, а люстра на потолке зажила своей жизнью; или же громкая сирена и тревожный мужской голос, что велит нам не поддаваться панике и выйти на улицы, когда все остановится; а может это жуткие кадры разрушительного турецкого землетрясения, всплывшие в моей голове в момент жесточайшей паники.
— Сабина, посмотри на меня! — велит собранный Нариман. — Посмотри! Не паникуй! Сейчас все закончится.
— Нас никогда так не трясло! — голос срывается и уже начинает кружится голова.
— Я знаю. Как только все успокоится, выйдем на улицу.
На кухне с шумом что-то грохнулось, отчего малышка окончательно проснулась и недоуменно посмотрела сначала на Наримана, а потом на меня:
— Что случилось, мама?
— Ничего страшного, Нафиса, — выдавливаю из себя улыбку и на ходу придумываю объяснение. — Просто камешки под землей сдвигаются и мы здесь это чувствуем. Но ты не волнуйся, это не страшно.