— У тебя выборы, ну в смысле у твоего отца. Это будет скандал.
— Никакого скандала, если ты просто съездишь отдохнуть на пару недель и не будешь делать никаких заявлений.
— Ты не можешь так поступить со мной. Ты не можешь… Она ребенка ждет, так мы его заберем, усыновим, в этом дело? — она бросается ко мне, берет за лацканы пиджака, трясет. — Сволочь, ненавижу! Ненавижу тебя! Я столько лет на тебя убила! Не трахалась ни с кем, ждала, когда ты созреешь, а теперь ради этой суки ты все идет прахом. Я покончу с собой, понял?! И напишу записку, что виноват ты!
Хватаю ее за плечи, встряхиваю.
— Марина! Ты хочешь в психушку? Хочешь лечь на лечение? Я тебе организую. Ты молодая, тебе всего двадцать пять, ты всегда можешь стать счастливой с тем, кто полюбит тебя по-настоящему.
— А ты не любил? — обреченно спрашивает.
Качаю головой.
Она толкает меня и убегает в комнату, закрывается там, начиная рыдать еще сильнее. Громко так, я бы даже сказал демонстративно.
По спине ползет страх, что она и правда решится что — то с собой сделать. Этого допустить нельзя.
Беру телефон, набираю ее матери.
— Да, Каримушка, рада тебя слышать?
— Надежда Олеговна, думаю вам надо приехать. Марина не в себе.
В ответ раздается молчание, тяжелое и гнетущее.
— Бросаешь ее?
— Она не будет со мной счастливой.
— А может не стоит решать за нее.
— Я решаю за себя. Вам лучше приехать, она не в себе.
— А ты ждал другой реакции? Ты ее бросил! Перед свадьбой! Перед выборами твоего отца! Ты вообще понимаешь, что натворил?
— Так орете, словно я вас бросил.
— Ты просто… — она отключается. Я иду к двери, зову Пашу.