Беременна от сына президента

22
18
20
22
24
26
28
30

Катастрофа. Армагеддон. Именно эти слова крутятся в голове, пока до слуха доносится оглушительный звук часов. Страх скручивает внутренности узлом, кажется, что воздуха не хватает, а стены все больше давят. Сейчас расплющит меня.

Вскакиваю с кресла, начинаю метаться из угла в угол, пытаясь, договорится с собственной совестью, принципами.

Это просто секс. Рано или поздно это должно было произойти.

Я просто уважать себя не смогу. Даже в зеркало смотреться.

Лучше гордой, но убийцей.

Можно найти другой способ, можно же иначе!

Бабушка может умереть, а через пару дней твое тело даже не вспомнит, как его использовали.

Душа, душа будет помнить. Болеть. Кровоточить. Подсыпать соленых воспоминаний на раны.

Но бабушка будет жить!

Если она узнает, как я ее спасла, она откажется от меня, она не простит.

Она не узнает. Никто никогда не узнает. И ты забудешь, как страшный сон.

Такой страшный, что живот крутит.

Мозг осознает, мозг все понимает, почти смиряется, но что — то внутри бунтует, заставляет метнуться к двери и пытаться ее открыть, дергая ручку.

— Выпустите меня! Я передумала! Я так не могу!

Дверь резко открывается, и я вижу Витю.

— Витюш, милый, я не могу так, я правда пыталась, я приехала, но я так не могу! Как я потом жить с этим буду! Я возненавижу себя! Бабушка поймет, бабушка простит! — уже на истерике ору ему в лицо и вдруг получаю пощечину. Ахаю от неожиданности, смотрю на брата в слезах. За что?

— Успокоилась?

— Ты ударил меня…

— Просто хотел успокоить, объяснить, что, если ты сейчас уйдешь отсюда, мы заплатим в десять раз больше. И придется тебе, сестрица не высокопоставленный чистенький хуй сосать, а Джамала с рынка, который давно на тебя слюни пускает.

Я не сразу понимаю, о чем он говорит. Каждое слово через призму острой обиды за пощечину.