Дежурный после полуночи

22
18
20
22
24
26
28
30

– Вот так с ходу решать, что есть правда, – весьма надменно с вашей стороны, не находите? – Не найдя достойного ответа, врач смолк и согласно цокнул.

– Николай, скажите, сколько, по вашим прикидкам, пришло на это собрание? Двести с небольшим, ну, максимум триста человек, не считая сбежавшихся уже на выстрелы, да? Знаете, о чём это говорит? Где остальная тысяча?

– Сидят и горюют о рухнувшем мире, – презрительно покачал головой Николай. – Они сдались.

– Сдались? – Александр широко распахнул глаза. – Ни в коем случае! Они всего лишь не хотят в очередной раз отчаиваться и просто стараются жить, пока у них есть хоть малейшая возможность.

– О чём вы? – недоумённо покосился на него врач.

– Поглядите сами, – профессор указал ладонью на центральную площадку лагеря. Кто-то принёс свежих дров и вновь разжёг кострище. На валяющихся грузовых покрышках, служащих стульями, уже расположились везунчики, урвавшие самые первые порции обеда. Пространство наполнилось довольным чавканьем, разговорами и смехом. Мимо пробежали играющие в догонялки дети.

– Люди удивительные создания, не так ли? – глядя на опешившего собеседника, констатировал Александр. – А как же дочь вашего коллеги? Что-то я её тут не вижу. Она тоже сдалась? Но разве сдавшийся будет отдавать последнее ради мимолётной радости своего близкого? Нет, отсутствие надежды вовсе не означает покорное смирение со смертью.

Николай проглотил неожиданно подступивший к горлу комок и поспешил сменить тему:

– Вы сказали, у нас будет всего день.

– Верно, – кивнул профессор и посмотрел на небо вдалеке. – Если ветер пойдёт с юго-запада.

– И насколько сильная будет доза? В смысле прошёл уже месяц, не должны осадки стать менее опасны?

– Николай, вы понимаете, как работает радиация? – вопросительно поднял брови Александр.

В ответ последовало сомнительное, невнятное покачивание:

– На базовом обывательском уровне.

– Что ж, тогда смотрите: во-первых, многие города, скорее всего, до сих пор пылают, выбрасывая в атмосферу миллиарды тонн яда, рассыпанного бомбами непосредственно при взрывах. Всё это поднимается в атмосферу и проливается дождём, а дальше впитывается в землю. Отравляет почву и воду, убивает леса и всё живое… Но пока она ещё достаточно концентрированная, а значит – сильная. Если попадём под заражение сейчас, то в самом оптимистичном варианте через двое суток заработаем острую лучевую, а через трое – поляжем прямо тут.

– Даже так… – Николай обречённо выдохнул и печально усмехнулся. – И когда мы сможем не бояться каждого дождя?

– Если речь идёт о полномасштабной атомной войне, то к моменту, как радиация распределится по всему полушарию, – фон будет не критическим для нахождения на улице, но десятилетия, если не века, нельзя будет ничего выращивать и пить, – профессор выпустил изо рта струйку дыма от почти докуренной сигареты. – Так что не при нашей с вами жизни в любом случае.

– Не против? – Николай указал на окурок в руке собеседника. Александр недоумённо вскинул брови, но протянул бычок – врач одним вдохом оставил лишь тлеющий фильтр. – Вы разозлили Калинина. Уверен, вы знаете, что происходит с людьми, когда они начинают терять власть.

– О, поверьте, у него всё было под контролем. Да и вы тоже в стороне не стояли.

– Не страшно, у нас с ним и так сложные отношения.