Две жены моего мужа

22
18
20
22
24
26
28
30

Глава 17

— Зара, вернись! Вернись, кызым! — кричит мне вслед свекровь, но я не думаю останавливаться.

Лечу вниз по лестнице, чуть не спотыкаюсь и не падаю, но вовремя хватаюсь за перила. На крики из кухни выбегает Нурия в фартуке и смотрит на меня с болью и жалостью, что выть хочется.

В холле у входной двери запрыгиваю в угги, достаю пуховик и шапку. Мне надо проветриться и понять, что делать дальше. Я не могу сейчас находится с ним на одной территории, знать, что он лежит в соседней комнате, а ночью подавать ему стакан воды. Пусть это делает его мать, брат, специально нанятый человек. Кто угодно, только не я.

— Зара, прошу тебя, не сбегай, — енешка берет меня за руку и пытается остановить. — Мы что-нибудь придумаем. Этого ребенка не будет.

— Мама, что вы говорите? — ахаю я и гляжу на нее воспаленными глазами. — Этот ребенок уже есть. И он плод его измены! Понимаете? Она говорила правду! Карим спал с ней. Не раз и не два. Мне как с этим жить?

Никогда прежде я не позволяла себе разговаривать со свекровью в таком тоне. Она ведь тоже мой близкий человек, который знает меня с детства. Но ее желание спасти нашу семью теперь только раздражает.

— Зара, дочка, — мама Карима берет мое лицо в ладони, — Не оставляй его. Он не сможет без тебя. Он тебя любит.

— Мне не нужна такая любовь, — вспыхиваю я. — И он без меня прекрасно смог. В Астане, в Актау, и, наверное, в других городах, куда он брал с собой эту шлюху. Вы ведь знаете, что он ей платил из денег компании? Несколько месяцев она была его содержанкой, токалкой. А теперь лежит весь такой больной — тут помню-тут не помню — и поет мне песни о вечной любви.

Меня накрывает цунами злости и ненависти. Стихийное бедствие, которое камня на камне не оставило от моей жизни, моей семьи, моего светлого чувство, которое я пронесла через всю жизнь. Я любила его, когда была девочкой, девушкой и женщиной. Сколько себя помню.

Рукой отстраняю свекровь и иду к лестнице.

— Зара, куда ты? — ошарашенно зовет она.

— Зара, девочка, остановись, — дрожащим голосом умоляет Нурия.

Но я никого не слышу. Встаю на первой ступеньке и ору дурниной на весь дом, чтобы Карим точно услышал.

— ТЫ! Слышишь меня? Я тебя ненавижу! Я даже смотреть на тебя не могу, потому что хочу убить! Но Аллах уже наказал тебя тем, что ты лежишь и не можешь встать. Так тебе и надо! Слышишь, да? Мне тебя не жалко! Ты заслужил все, что с тобой произошло! Живи теперь с этим, Карим!

Поворачиваюсь и вижу сначала Нурию, вжавшуюся в стену, затем плачущую свекровь и нового персонажа нашего театра абсурда — Искандера. Тот только вошел и стоит у двери с раскрытым от удивления ртом.

— Что здесь происходит? — спрашивает и сводит брови к переносице.

— Происходит то, что твой идеальный брат заделал ребенка токалке, — в ярости выплевываю каждое слово.

Решительно возвращаюсь к своим вещам, набрасываю пуховик и даже не застегнув его, выбегаю на улицу. Ледяной ветера обжигает мокрые щеки. Я глотаю ртом холодный воздух, не думая о том, что могу заболеть. Да что там! Я готова бежать по снегу, только бы оказаться подальше от мужа-предателя и этого дома, который мы строили, чтобы встретить в нем старость.

— Зара, не делай глупости, тебя нельзя за руль!