Две жены моего мужа

22
18
20
22
24
26
28
30

— Спасибо. Это все, что я хотела услышать.

Ближе к полуночи сна ни в одном глазу. На автомате проверяю на планшете расписание уроков и учебный план, пробую почитать новый модный роман, но буквы пляшут перед глазами, а я не могу сосредоточиться. Просмотр ленты в соцсетях тоже не приносит ни пользы, ни расслабления. Плюнув на все, надеваю поверх пеньюара шелковый халат, спускаюсь на кухню и достаю из морозилки небольшое ведерко любимого фисташкового мороженого с миндальной крошкой. Прихватив десертную ложку, сажусь за стол и в одиночестве поедаю почти ледяное лакомство, будто это как-то поможет мне справится с нахлынувшей апатией. Горло обдает холодом, но это меня не останавливает. Никогда не была той, кто с помощью сладкого заглушает душевную боль. Но видимо когда-то надо начинать.

Когда понимаю, что в меня уже не лезет, закрываю крышку и убираю упаковку на место. Еще пригодится. Окинув взглядом сверкающую кухню, выключаю свет и стою в темноте несколько секунд. Пространство освещено дворовыми фонарями, отчего на пол ложатся причудливые тени.

Разворачиваюсь и хочу уже идти к лестнице, но кое-что родное и дорогое сердцу тянет меня назад. Я чувствую его энергетику, печаль и одиночество сродни моему. Я давно про него не вспоминала, а он слишком долго ждал своего часа и не мог понять, почему я больше к нему не прикасаюсь. Неужели разлюбила?

Мягкой поступью, словно черная кошка, что гуляет сама по себе, крадусь в гостиную и поворачиваю круглый выключатель. Но не полную мощность, а ровно наполовину, что делает свет приглушенным и теплым. Прохожу к любимому роялю, который в последнее время незаслуженно забросила, провожу ладонью по гладкой крышке, а затем открываю ее. Слегка надавливаю на клавиши, перебираю их пальцами и слышу, как инструмент задышал. Кажется, он зовет меня, просит ласки и внимания, что только я в этом доме могу ему дать. В этот момент осознаю, что я и соскучилась по нему и непринужденной игре.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Сажусь на круглый стул, разминаю пальцы, закрываю глаза. Многие произведения я играю по памяти, ведь за годы практики они прочно засели в моей голове. И сейчас я вижу ноты “Брака по любви” Поля Сенневиля, которое я играла в рамках внеакадемической программы. Сию минуту эта удивительно красивая и нежная мелодия описывает то, что творится у меня на душе. Она переполненная тоской по прошлым счастливым дням, беззаботному детству и юности, рядом с любимыми людьми. Пальцы легко скользят по черно-белым клавишам и под звуки сладко-грустной мелодии проносятся воспоминания о десяти годах нашего с Каримом брака по любви. Любви, которая все еще живет во мне, несмотря на все мои попытки ее выжечь. Тоска по прошлым счастливым дням, вся боль и переживания вытекают из сердца вместе с музыкой и слезами. Соленые капли бесшумно падают на клавиши. Добираюсь до финала, понимая, что эффект освобождения от тревоги был кратковременным. Ставлю точку в произведении, в тишине полумрака вытираю щеки, распахиваю веки и теряюсь, когда вижу в окне его отражение.

Карим стоит позади. На нем белая футболка и серые домашние брюки, в карманы которых он спрятал ладони.

— Ты давно не играла, — замечает он, склонив голову на бок.

— Не было настроения, — опускаю глаза, потому что тяжело смотреть на него такого родного, но уже чужого.

— Что-то случилось? — слышу шаги за спиной.

— Случился ты и твоя измена. Сегодня над моими рогами уже посмеялись, — пренебрежительно усмехаюсь и закрываю крышку.

— Кто?

— Какая теперь разница? — встаю со стула, разворачиваюсь и тут же натыкаюсь на твердую скалу.

— Дай пройти, — хочу прикоснуться к его вздымающейся груди, но держусь, презирая себя за сердечный трепет.

— Зара, не убегай, — касается пальцами запястья правой руки и мены мгновенно бьет током. — Давай поговорим.

— О чем? Извиняться за свое решение я не буду, — упрямо пытаюсь выдернуть руку, но не получается.

— Знаю. Извиняться буду я, — Карим посмотрел мне в глаза и я вдруг увидела в его прямом взгляде искреннюю боязнь причинить мне боль. Но уже поздно — мне больно так, что внутренности скручиваются в тугой узел.

— Поздно, Карим, — губы предательски дрожат, а кожа в месте захвата уже горит и покрывается волдырями. — Я рада, что ты ходишь. Значит, можешь собрать вещи и переехать. Жить рядом с тобой невыносимо. Ты это понимаешь?

Муж отпускает мою руку, но вместо облегчения становится еще тяжелее, потому что он берет мое лицо в ладони и твердит опять одну и ту же фразу:

— Я люблю тебя. Только тебя. Прости меня. Если всё на самом деле так, как она говорит. Прости.