Она боролась со мной всю дорогу до моего пикапа, и я был рад, когда заметил, что Джей-Джей и Чейз вернулись в воду, и мне не пришлось объяснять им, почему я похищаю Роуг. Но если бы она не убежала, мне бы не пришлось этого делать.
Я обошел свой грузовик сзади, сунул руку в кузов и достал оттуда моток веревки, прежде чем бросить ее туда лицом вниз и забраться внутрь, чтобы оседлать ее.
— Ты гребаный ублюдок! — закричала она, когда я связал ей запястья за спиной и для пущей убедительности связал лодыжки. Затем я встал, снова поднял ее и выпрыгнул из грузовика, прежде чем посадить ее на пассажирское сиденье в кабине. Пес глубоко вгрызся в мою лодыжку, и я, ругнувшись, схватил его за шкирку и поднял так, что он оказался на уровне моих глаз.
— У нас с тобой будут проблемы? — Огрызнулся я на него, и он зарычал, а потом его глаза метнулись к Роуг с отчаянной мольбой в них.
Можете считать меня гребаным сумасшедшим, но в тот момент я вроде как почувствовал родство с этим влюбленным маленьким созданием, поэтому я бросил его на колени Роуг, в то время как она продолжала проклинать меня всеми красочными словами, которые знала, прежде чем захлопнул дверь у нее перед носом и обошел машину, чтобы сесть за руль.
Я рывком захлопнул дверь, и она наконец замолчала, глядя на меня со всей своей песочной, радужной сладостью, выглядя при этом такой чертовски горячей, что я наклонился и прижался губами к ее губам. Она прикусила мою губу так сильно, что я почувствовал вкус крови, и рассмеялся, отстраняясь и заводя двигатель.
— Ты на вкус как солнечный свет, колибри.
— А ты на вкус ты как покойник, — проворчала она.
— Нет, я на вкус как твой новый сосед. Привыкай к этому. — Я поехал по пляжу, сигналя Джей-Джею и Чейзу на воде, и они помахали мне на прощание.
Вскоре мы уже были на дороге, направляясь домой. И мне было плевать, что Роуг злилась, как рысь в пчелином гнезде. Она была моей гребаной рысью. И я найду способ приручить ее, пока она не замурлычет у меня на коленях.
— Я всегда,
Я всю обратную дорогу отказывалась разговаривать с Фоксом, пока вкус его крови оставался у меня на языке, а от жара его поцелуя у меня покалывало губы. Пошел он нахуй. Нахуй его дурацкий пресс, как у стиральной доски, и его чертовски красивые татуировки, и его небрежно идеальные волосы, и его бред о том, что я — король-мира.
Мои запястья покалывало от тугой веревки, которая связывала их у меня за спиной, а Дворняга продолжал тихо скулить, прижимаясь ко мне носом, как будто пытался извиниться за то, что не прикончил для меня большого злого волка. Но мне не нужна была ничья помощь, чтобы справиться с этим мудаком. Я была вполне способна сделать это сама.
Мы заехали в подземный гараж, и Фокс выпрыгнул из грузовика, обогнул его, чтобы открыть мою дверь, и ухмыльнулся мне, снова поднимая меня на руки, даже не спросив:
Он перекинул меня через плечо, как мешок с картошкой, и мне пришлось бороться с желанием закричать из-за того, что он обращался со мной как с какой-то гребаной собственностью, которую мог просто таскать с собой по своей прихоти.
Мы направились в дом, Дворняга следовал за нами по пятам, и Фокс швырнул меня на белый диван, уткнув лицом в подушки, в то время как моя задница осталась торчать в воздухе.
Я прокляла его, но мой голос был приглушен тканью подо мной, а потом попыталась подняться, но в основном мне удалось только задрать свою задницу еще выше, как бабуину, жаждущему каких-нибудь действий.
— Если ты хочешь, чтобы я тебя трахнул, могла бы просто попросить, детка, — поддразнил он, схватив меня за бедра и дернув назад, так что я оказалась в вертикальном положении и упала ему на колени, когда он сел на диван.
— Почему ты так поступаешь со мной? — Потребовала я ответа. — Почему ты не можешь просто понять намек и оставить меня в покое? Ты же понимаешь, что заявлять на меня права, как какой-то пещерный человек, ищущий себе пару, — неприемлемая форма ухаживания, не так ли?