Он моментально становится серьезным, догадавшись, что к чему.
– С тех пор как?..
Я только киваю.
– Иисусе, Андерсон… зачем же так давить.
– Почему это тебе кажется, будто
Он всплескивает руками:
– Потому что… да к черту! – Он снова трудится над моей блузкой и наконец отшвыривает ее прочь, потом замирает и улыбается, глядя на меня с высоты своего роста.
Я зажмуриваюсь. Так нервничаю, что не смогла бы открыть глаза даже под угрозой смерти.
Он стягивает с меня юбку, и я остаюсь стоять перед ним в одном белье. Он расстегивает крючки лифчика, его губы тут же опускаются к моим соскам, а руки медленно стягивают трусики и отбрасывают их куда-то в сторону.
Взгляд Тристана спускается по моему телу, потом возвращается к лицу, и на его губах появляется ласковая улыбка.
– Не надо, – шепчу я, стыдясь. – Должно быть, до тех женщин, с которыми ты обычно спишь, мне как до луны.
– С чего это вдруг? – шепчет он, целуя мои губы.
– У меня…
– А, ты имеешь в виду вот это? – он легонько проводит ладонями по моим бедрам. – Капельку целлюлита, – шепчет, мазнув кончиками пальцев по животу, – и пару растяжек? – зажимает тоненькую жировую складочку ниже пупка, тянет за нее, и я улыбаюсь ему в губы. – Шрамик от кесарева? – он обводит пальцем большой шрам в нижней части живота. Его руки поднимаются к моим грудям, несколько обвисшим и не таким полным, какими они были до рождения детей. Теребят соски, которые стали большими после кормления грудью.
Сердце пускается в галоп, когда он поочередно касается всех моих комплексов.
Тристан разводит руки в стороны.
– Я разве похож на мужчину, которому не нравится то, что он видит? – интимным шепотом спрашивает он.
Мой взгляд так и тянется к его внушительной эрекции, и я опускаю голову.
– Клэр, – он ловит пальцем мой подбородок и приподнимает, заставляя смотреть ему в лицо. – Ты прекрасна, – шепчет он в перерывах между поцелуями. – Так охренительно прекрасна…
Он снова целует меня, и этот поцелуй – мягкий, и нежный, и заботливый, и совершенно не такой, как мне представлялось.