Тот ворох одежды, что висел в моей новой гардеробной не вызывал у меня никакого отклика. Казалось бы, наконец-то не нужно носить опостылевшую форму, но кто бы знал, что именно сейчас мне будет настолько безразлично всё это. Не забыть бы дышать — вот задача номер один. Моя скорбь затмевала собой всё вокруг и в какой-то степени я была рада этой передышке ото всех. Хотя, с другой стороны, я мечтала, как можно скорее осуществить задуманное и вырваться из этой клетки! Пока же я могла сделать кое-что по-настоящему важное. Так что, может быть, оно и к лучшему, что Ардэн был занят чем-то ещё, а не мной.
Надев белое платье, искусно расшитое серебристыми нитями, я опустилась на невысокий стул перед зеркалом и осторожно расчесала волосы, оставив их свободно спадающими по спине.
Белый цвет печали. Цвет прошлого, которое забывается за гранью превращаясь в неясный туман. Это цвет скорби у квисэн. И, если я не смогла правильно проводить своих сестёр, то я всё ещё могла подарить им белый цвет моего платья, что оградит их прошлые жизни пеленой и позволит следовать дальше, уходя млечной тропой к новому рассвету. Поминальные службы всегда проводила старшая квисэн. Только она могла ступить за грань не боясь раствориться за чертой. Но… похоже, старшая теперь только я…
Я осторожно приоткрыла ящик трюмо, за которым сидела, достала флейту, что купил для меня Ирдари и взяв её в руки, подошла к распахнутому окну.
Удивительно, как у него могла оказаться такая вещь? Сейчас я совершенно точно видела, что это непростая флейта и она никак не могла стоить три лота. Магия искусства квисэн была в совершенно обычных символах, которые испещряли черную поверхность флейты. Именно гармония этого письма и нот, издаваемых инструментом многократно усиливала эффект творимой магии. Это был исконный инструмент квисэн, причем довольно древний, поскольку некоторые символы были мне незнакомы и имли устаревший стиль написания. Жаль, и не спросишь его, откуда он её взял?
Так или иначе, сегодня я собиралась воспользоваться ею, несмотря на запрет Ирдари, потому что моя музыка будет звучать для тех, кто ушел за грань. Для живых это искусство останется недоступным.
Осторожно устроившись прямо на подоконнике, я посмотрела на горизонт. Солнце на половину село. Пора.
Глубоко вздохнув, я поднесла инструмент к губам и выдохнула первую ноту мелодии тишины. Квисэн верили, что умерших нужно провожать, даря им искусство тишины. Это были совершенно особенные ноты, которые не услышать, если твоё сердце всё ещё бьётся. Оно для тех, кто ушёл. Моя мелодия должна была подхватить уставшие в пути души и наполнить их силой и волей к перерождению, успокоить их страхи и помочь забыть им прошлое. Я впервые играла мелодию тишины для кого-то, кого знала. Тем громче и яснее были звуки в моей голове, тем отчетливее я могла увидеть тропу, стоило лишь прикрыть глаза.
Мне казалось, я провалилась куда-то, где царят вечные сумерки, а вокруг растут мертвые деревья. Я сижу на одной такой ветке мертвого дерева, и моя мелодия взывает к каждой из моих сестёр, заставляя их проявляться вокруг. Их лица и тела обезображены открытыми ранами и ожогами, на каждой из них личный доспех и их судорожно сжатые пальцы всё ещё сжимают мечи. Я вижу каждую из сестёр и не вижу никого, потому как мои глаза застилают слёзы. Мелодия флейты разносится, не видя перед собой преграды ни в расстоянии, ни во времени. Тут их просто нет. Она зовет их. Каждую. Пробуждая от повторяющегося кошмара гибели, в котором они застряли, потому как не кому было проводить их. Не кому застелить их следы белой тканью и отпустить их души, избавив от воспоминаний прошлого. Тем печальнее музыка, что льётся из-под пальцев, когда белоснежный шлейф моего платья, вдруг разлетается белёсой дымкой, смывая раны с их лиц и оседая снежно-белым саваном на женских телах. Постепенно из мелодии уходит боль, и она приносит умиротворение, даря покой и надежду. Моя музыка создаёт крылья, которые помогают им раствориться, обратившись яркой искрой и взмыть к бескрайнему звёздному небу.
Я вижу, как всё больше и больше искр устремляется ввысь, чтобы продолжить свой путь. Среди них Нэн, Великая мать, Джерайя, Фаис, Амайрит, Асанна и даже моя Шанэ…её тело больше не разрублено мечом. Она улыбается мне, а в глазах стоят слёзы.
— Прощай, — одними губами, произносит она, а её образ растворяется, превращаясь в крошечную искру, чтобы устремиться ввысь.
Больше всего мне хочется отбросить флейту и разрыдаться в голос, но ушли ещё не все и я продолжаю играть. Продолжаю плести мелодию, что поможет им отпустить. Кажется, что проходит вечность, но я знаю, что это не так, но на поляне вокруг меня остаётся лишь одна хрупкая фигурка. Я узнаю её. Конечно же, как же иначе. Мы не любили друг друга при жизни, но я бы всё отдала, чтобы вернуть даже её.
Джерайя смотрит на меня и такая тоска во взгляде, что мне кажется, моё сердце вырвали из груди и оно бьётся у неё в руках.
— Помоги, — одними губами шепчет она.
Здесь я не могу говорить. Всё, чем могу пользоваться — это мой инструмент.
«Чем?» спрашивает флейта в моих руках.
— Виан, — одними губами произносит она.
Виан это наша сестра, что учила нас самообороне.
«Как я могу ей помочь?»
— Умереть, — вновь одними губами, произносит Джерайя, складывая руки в умоляющем жесте. — Мама. Моя мама, — читаю я по её губам, а у самой мороз ползёт по коже. — Помоги.