Единственная для черного дракона

22
18
20
22
24
26
28
30
* * *

Моя ладонь осторожно коснулась щеки Кайя. Нежно, по-особенному тепло, неся в себе умиротворение и… смерть. Мужчина улыбнулся уголками губ и благоговейно прикрыл глаза.

Стоило получить контакт с кожей, как я начала тянуть энергию из него. Мне нужна была хотя бы капля его крови, чтобы получить возможность проникнуть в разум, потому я слегка притянула его к себе, склоняясь к шее в легком поцелуе и чуть прикусывая кожу, тут же зализывая крошечную ранку.

Казалось, Кайя совершенно шокирован происходящим, именно этим я могла объяснить то, что он позволил себя коснуться. Но стоило солоноватой капле расцвести на языке, как я начала выстраивать иллюзию для дракона, продолжая удерживать ладонь на его щеке, погружала его в мир его больной фантазии. Где он любим единственной женщиной, от которой он хотел получить это чувство, чтобы понять каково это быть желанным той, кто всегда отворачивалась от него… Во сне, что я дарила ему эта женщина признавала его, боготворила, была нежна и откровенна больше, чем это было позволительно. Она воплощала то, о чем мечтал мужчина всю свою сознательную жизнь. Может быть, он и сам не осознавал своих фантазий, но даже для меня это было слишком. Я знала, что должна удержать её и ослабить его, как можно больше. Кайя дракон. Его тело крепко и даже моей силы не хватит просто убить его. Лишь вытянув достаточно энергии, я могла бы защитить себя и хотя бы попытаться отомстить.

Слишком тяжелая иллюзия. Слишком развращенный разум, чтобы я могла выдерживать происходящее отстранённо. Моя слабость отозвалась дрожью в рождающихся образах. Лишь на краткий миг картинка близости дала трещину и отозвалась фальшью. Но искусство не прощает лжи. Лишь образы, рождающиеся в сердце, могут дать веру в происходящее. Я проиграла в этот момент. В тот самый миг, когда не смогла удержать фантазию этого мужчины.

Не было лишних слов. Он не попытался обрушить свою ярость на меня, когда осознал обман. Короткий точный удар в грудь, прошивающий меня насквозь и тонкая улыбка на губах мужчины, которому, кажется удалось поставить точку в моём роду.

— Всегда мечтал это сделать, мама, — прошептал он мне в губы, как-то небрежно вынимая окровавленную ладонь из моей груди.

В момент, когда я начала заваливаться на бок, а перед взором все начало мутнеть, откуда-то со стороны мир разорвал оглушительный рёв дракона, а мой убийца был сметён в сторону. Картинка перед глазами поплыла, и я стала проваливаться куда-то во тьму. Туда, где уже плескалось море спокойствия для меня. Там, где я останусь одинокой во тьме. По мне не кому грустить и петь поминальную песню…некому одеться в белое, застелив мои следы…я не смогу отправиться следом за сестрами…для меня останется лишь тьма…

Почему-то именно это было таким обидным и болезненным, что заставило влажные дорожки заскользить по щекам.

— Ну, девочка, — чьи-то крепкие руки, сомкнулись на моих плечах, сжимая очень бережно, — фениксы не умирают так просто, — прошептал Эйто, заставляя меня открыть глаза, чтобы раствориться во взгляде на самом дне которого зарождалось пламя.

Оно вихрилось и разрасталось, поглощая сперва глаза мужчины, заставляя трескаться кожу на его прекрасном лице и прорываясь сквозь неё, расползалось по его телу и мне следовало бы испугаться, что ещё совсем немного и оно поглотит и меня. Но страха не было. Удивительное чувство спокойствия легло мне на сердце. В руках Эйто, в его огне, таилось нечто к чему я тянулась всей своей сутью.

— Ты воспаришь со мной, — прошептал он, прежде чем его пламя вспыхнуло с неистовой силой, пожирая и меня.

Я не могу точно вспомнить, в какой именно момент начала себя осознавать. Казалось, я потерялась где-то между жизнью и смертью в ярком пламени, что распылило меня на крошечные крупицы. Но вдруг я ощутила, что могу вновь дышать и открыла глаза. Я сидела под пышной кроной древнего платана. Солнце путалось в раскидистых ветвях, нежно лаская кожу. Шелковистая трава приятно щекотала щиколотки, а легкое платье из невесомой ткани спасало от летнего зноя. Мои пальцы пробежались по струнам гуджи и впитанные с самого детства звуки рассыпались по окружающему пространству, рождая искусство созидания.

— Ты делаешь успехи, — голос Великой матери отвлек от игры и заставил поднять взгляд.

— Я умерла? — вместо страха я вдруг поняла, что так и есть иначе, что я здесь делаю?

— Умерла, — согласно кивнула она, опускаясь прямо на землю в своём роскошном небесно-голубом платье из драгоценного шелка. Её волосы сейчас цвета спелой пшеницы были заколоты в высокую прическу, а фиалковые глаза смотрели как-то по-особенному нежно. Её пальцы невесомо коснулись струн, извлекая такие звуки, что мне были недоступны. От них трепетало сердце в груди. Казалось, в самом воздухе ткется нечто невесомое, ажурно-прекрасное… счастье?

Закончив играть, она скупо улыбнулась и посмотрела мне в глаза.

— Мы знали конец задолго до твоего рождения, Лилэй, — сказала она, беря меня за руку. — Крах квисэн-е — это предначертанная судьба и нет ничего хуже, чем получить пророчество, от которого не уйти. Магия нашего мира жестока, но даже зная финал, можно ведь найти выход, — осторожно коснулась она моей щеки, — хотя бы для кого-то одного. Нет ничего случайного ни в твоём рождении, ни в смерти…в первой смерти, — многозначительно подчеркнула она. — Фениксы не сгорают в огне, в котором исчез наш дом, они возрождаются из пепла. И выбор твоего отца был не случайным, ты должна это знать, потому как я очень хотела сохранить хотя бы крошечное зернышко нашего мира…

Я не знала, что сказать на такое её признание. Как по мне, то всё, что она говорила было болезненным и жестоким. Я не хотела быть последним «зернышком её мира»! Я бы врагу не пожелала такой судьбы! Это слишком…

— Где мы? — вместо ответа, спросила я.

— Нигде, — пожала она плечами. — Это твой сон, Лилэй. Память должна была раскрываться постепенно. По мере твоего взросления, а это последний осколок — мой подарок, помнишь? — изогнув бровь, взглянула она мне в глаза.