— Ну почему у тебя противопоставление звучит? — удивилась Зоэ, — важный человек может во многих случаях быть и подозрительным, и просто опасным.
— Ну да, ну да, — согласился я, отмечая про себя, что моя паранойя вовсе не такая уж и чрезмерная. У меня, например, такой комнаты ещё нет… Но, надо будет, наверное, завести. Она может оказаться очень полезной. Но защиту нужно будет усилить, серьёзно усилить. И от магии, и от астральных воздействий…
В комнате, кстати, не было никого.
— Заходи, — рыкнул мне в спину конвоир.
Я хмыкнул и переступил через порог. Теперь я обратил внимание на то, что с моей стороны стола стоит стул, единственный в той половине комнаты, где я сейчас находился. И, не долго думая, на него уселся.
Хотел его переставить немного в сторону, но обломался, обнаружив, что он надёжно к полу привинчен.
— Не доверяют, не доверяют тут посетителям, — подумал я, — даже стулья к полу прикручивают… Не иначе, как во избежание кражи…
— Гордись, — это опять Зоэ, — тебя считают опасным, и это должно греть твоё тщеславие. Ведь ежели тебя боятся — то наверняка уважают.
— Какое-то тут уважение… — сморщился я, — очень так себе. Могли бы и поставить что-нибудь… Выпить-попить… Печенек каких-нибудь, опять же… Скрасить, так сказать, ожидание того момента, когда по самые ушки занятый шеф соизволит выкроить минутку, чтобы перекинуться со мною парой слов.
Надо сказать, что ожиданием я томился очень недолго. С той стороны бронированного стекла открылась дверь. Кстати, я отметил, что дверь на той стороне была совершенно обычной, не створкой шлюза, через которую зашёл в эту комнату я, а обыкновенной, на петлях.
И вошёл в эту дверь высокий широкоплечий старик. Такой весь из себя благообразный, с длинными белоснежно-седыми волосами, седыми же кустистыми бровями и роскошными усищами.
И одет он был, кстати, очень дорого, хоть и не броско совсем. Важный, видать, дед. Не из простых.
Вошедьший глянул на меня сквозь стекло. И не понравился мне его взгляд. Смотрел он на меня, как натуралист-энтомолог смотрит на какое-нибудь экзотическое насекомое. Смотрит, и уже прикидывает, как бы половчее проткнуть его специальной иголкой, и засушить для последующего размещения под стеклом.
И показывал этот взгляд то, что этот старикан считал для себя, что моя судьба уже решена.
Ну, думать он может всё, что угодно, а о своей судьбе я буду сам заботиться.
— Это лицо есть в базе, — прошелестела в моём мозгу мысль, сгенерированная Зоэ, — хочешь узнать, с кем дело имеешь?
— Да не помешало бы, — подумал я, — в любом случае, мне будет легче… Но ты, на всякий случай, всё фиксируй и записывай.
— За кого ты меня держишь? — возмутилась псевдоличность. — я, вообще, всё, что происходит с того момента, как гостиница подверглась нападению, скрупулёзно фиксирую. У меня, знаешь ли, объём памяти не меньше, чем у тебя, так что ничего упущено не будет.
— Ну, это хорошо, — подумал я, — значит, господина Скуратова мы уже по любому прищучим.
— Ну да, — отозвалась Зоэ, — у меня записана масса эпизодов издевательств над твоей тушкой, производимых как им самим, так и его подручными по его прямым указаниям. Правда, весь ужас происходящего смазывается тем, что ты, вместо того, чтобы верещать от боли, понимающе и смиренно так улыбаешься. Хоть иконы с тебя пиши.