— С-сука, — Литвинов не выдерживает. — Сам напросился!
Бьет слева, размашистым ударом в лицо заставляя Захара повалиться на пол. Тот сносит стоящий позади него стеллаж. Горшок с цветком, который Настя любовно поливает каждую неделю, разбивается и падает на пол. Папки с бумагами, сложенные на полках, летят туда же.
Захар, лёжа на полу, держится за челюсть.
— Ты совсем охренел, Литвинов!?
Не в состоянии оставаться в стороне, бросаюсь в приёмную.
— Прекратите сейчас же! — мой голос звенит. — Что Вы себе позволяете? — обращаюсь к прокурору.
Тот стоит, зарывшись рукой в волосы. Похоже сам офигевает от своего поступка.
— П*здец, — шепчет, едва мазнув по мне взглядом.
Захар поднимается на ноги и резко дёргается по направлению к прокурору. Кидаюсь ему наперерез. Вцепившись в каменные плечи, тараторю бессвязно:
— Стой. Постой. Успокойся!
Он как будто не слышит. Продолжает наступать.
— Захар! — почти кричу.
Он заведён до чёртиков. Ссадина на скуле наливается синевато-лиловым.
Поворачиваюсь к Литвинову. Отчаянно:
— Прошу Вас! Уходите!
Тот, неверяще качая головой, делает пару шагов спиной вперёд. Оглядывает напоследок бедлам, устроенный им в приёмной.
— Уходите… — в моём голосе мольба.
Скрывается в дверях. Просяще смотрю на Захара. Его глаза шальные, желваки подёргиваются в напряжении.
— Успокойся. Он ушёл. Пойдём, я обработаю тебе рану.
Как маленького, беру его за руку и веду в туалет. Послушно идёт следом. По дороге достаю аптечку из шкафчика у Настиного стола. Надо бы вызвать клининг.