Тут послышался шум мотора снаружи, за воротами метнулся свет фар. Явно какая-то машина подъехала к КПП.
Шеф заторопился.
— Павел Сергеевич! — почти по-дружески обратился он к капитану, — всех запиши поименно, кто участвовал в задержании. Список мне к утреннему разводу.
— Есть…
Из здания КПП выскочил смуглый черноволосый боец:
— А таварыщ палковнык! А там штатский пришел…
— Знаю, — резко оборвал командир и поспешил в здание.
Капитан вынул из планшета карандаш, блокнот, стал записывать всех нас. А я, конечно, не преминул взглянуть в освещенное окно КПП.
И верно, увидел двух штатских. Один приземистый, плотный, постарше. Второй высокий, статный, молодой. Такие аккуратные, в строгих темных плащах, светлых рубашках, галстуках… Джентльмены, елки-палки!
Они по-свойски поздоровались с командиром, все трое заговорили оживленно, как давние знакомые. Я четко отвечал на вопросы капитана, а сам стремительно думал.
— Ну все, — заключил тот, захлопывая блокнот. — Отбой тревоги, всем спать!
— Я снаряжение проверю, — сказал я, присел, делая вид, что поправляю ошейник, вернее, карабин, соединяющий ошейник и поводок. И успел увидать, как солдаты сопроводили нарушителя, который опять клялся, божился, стучал себя в грудь, махал руками… На штатских это не произвело ни малейшего впечатления. Они умело, то есть цепко и как бы без всяких усилий схватили его за рукава и вытянули задержанного так легко, словно не человек, хоть и щуплый, а так, нечто незначительное. Я услышал, как захрустели шаги по ту сторону забора, причитающий голос:
— Ребят, да я не хотел, я случайно залез… — все нес он свою плачевную пургу, а в ответ ничего. Потом щелкнули дверцы, хлопнули, голос оборвался. Мотор гулко взревел, свет фар описал сложную фигуру, и машина понеслась прочь.
— Ну, Сергеев? — недовольно спросил дежурный. — Долго возишься!
— Все, товарищ капитан, — я выпрямился, проверочно дернул поводок.
Из КПП вышел командир.
— Я поехал, — сказал он. — Ворота откройте… Сергеев!
— Я, товарищ полковник! — я вытянулся.
Он будто бы запнулся.
— Ладно, — ответил так, словно отвечал не мне, а себе. — Потом. Свободен, иди!