Рыкнув, Чингиз метнулся молнией, вцепился в Кощееву мотню. Тот взвыл, скрючился, судорожно стиснул пальцы. Оба ствола с грохотом полыхнули огнем в землю.
Трус Федот обмер — и я, вмиг перехватив автомат, по всем правилам рукопашного боя врезал прикладом сбоку в рыло, с доворотом корпуса. Он стоял выше меня, но я за счет своего роста нивелировал его преимущество. Улар прилетел точно куда надо. Федот мешком рухнул наземь.
— С-сука, убери пса! Убери, падла, порешу!.. — в бессильной злобе выл главарь.
Гром было рыпнулся к нему, но я крикнул:
— Фу! — и тем же прикладом от души вломил по Кощеевой балде, аж кепка полетела прочь, а сам он ткнулся мордой в землю.
— Чингиз, фу! — грозно крикнул сержант.
Пес отскочил.
Третий браконьер все отчаянно карабкался наверх, мы с Громом бросились ему вслед.
— Гром, голос!
Пес люто рявкнул, давя на психику подонка. Тот отчаянно заработал ногами, но мы были быстрей.
Догнав, я просто дернул за тяжеленный рюкзак — и закон всемирного тяготения бросил негодяя вниз, он кувыркнулся на зависть любому каскадеру. И еще, и еще! — рюкзак сместил центр тяжести, преступник беспомощно катился, взмахивал руками, пытался схватиться за грунт, пальцы срывались… Наконец, тормознулся кое-как.
Разгоряченный, впавший в азарт Гром рванул следом. Я цыкнул на него:
— Рядом! — и мы дуэтом припустили вниз.
Ошалевший от пируэтов браконьер пытался встать, но я так рявкнул:
— Лежать! — а Гром обозначил себя таким рыком, что он вмиг затих, как мышь под веником.
Невдалеке грянул выстрел. Ясно, что группа поддержки спешит в правильном направлении.
— Борис! — весело крикнул Володя, бодро вязавший оглушенного Кощея. — Дай-ка им салют одним патроном.
Я стрельнул одиночным вверх — мы тут, мол, рядом.
У Володи всякие ментовские примочки были под рукой: в частности, тонкий прочный линек. Им он проворно и намертво связал правую руку и левую ногу задержанного — почему-то эта поза называется «ласточка», хотя мне она больше напоминает тюленя, что ли. Долбанул я старого урода знатно! Кепка смягчила удар, крови не было, но шишкан наверняка вздуется на пол-башки… Федот очухался, но встать, конечно, не смел. Лежал, охал, стонал, требуя сочувствия.
— Не вой, нервируешь, — назидательно сказал я ему.