Но нет. Осколки разбитого сердца предательски царапали все живое изнутри.
«Давид…» — пронеслось имя в голове, пока я зачарованно наблюдала, как ребята аккуратно кладут роскошный букет любимых цветов среди ненавистных мне алых роз.
— Додумался ведь кто-то подарить подобное, — хмыкнул Альберт.
Слегка разозлившись тону мужчины, я взглянула на него:
— Они тебе не нравятся? — поинтересовалась сдержано.
— Ромашки могут нравится? — удивился он, усмехнувшись.
Не сказав ни слова в ответ, я отвела взгляд от него. Все и так стало ясным для меня. С каждым часом и сказанным им словом, между нами образовывалась все более глубокая пропасть.
Я с грустью смотрела на роскошный букет у подножья стола. Он возвращал меня в счастливые мгновения с Давидом. Глаза стали наполняться слезами, и я поспешила встать изо стола, чтобы скрыться от пристального внимания собравшихся.
Вырвавшись из цепких глаз гостей и, оставшись наедине с собой на широком крыльце, я устремила взгляд в небо, стараясь не заплакать.
«Я всегда буду рядом, Амели» — пронеслись в мыслях слова Давида.
— Неужели настолько буквально? — шепнула, сжимая губы от досады.
Знаю, что его нет здесь физически. Знаю, потому что он за континентом. Но разве это имеет какое-нибудь отношение к душевной близости?
— Все в порядке? — раздался голос позади меня.
Я обернулась и увидела Альберта, который протянул мне пиджак.
— Хочу уехать, — ответила коротко и приняла пиджак. — Благодарю.
— Сейчас будут выносить торт. Разрежем и, в принципе, можем быть свободны.
— Ты не против? — спросила с надеждой, понимая, что ещё немного, и я вряд ли сумею сдержаться.
— Нет. Мы здесь уже не нужны.
И мы вновь погрузились в вереницу событий, что так и не сумела остаться в моей памяти важным воспоминанием.
Прощание с родителями далось мне с особым трудом. И впервые за весь вечер, я позволила себе заплакать. Не могла… Не могла отпустить маму из своих объятий, да и папу тоже. Мне уже не хватало их, хоть я и понимала, что буду видеться с ними часто.