Полёт мотылька

22
18
20
22
24
26
28
30

Она слегка отстраняется и некоторое время старается понять суть мною сказанного.

— При условии, что сейчас ты объяснишь мне все и не станешь ничего скрывать, — произносит с трудом.

Сглотнув ком, я киваю в ответ и, совладав с эмоциями, приступаю к рассказу.

Мама не перебивает меня, слушает внимательно, и лишь в её глазах я читаю настоящую боль от каждого моего слова. Но я рассказываю ей всё, потому что понимаю, что однажды причиню ей намного больше боли своим несчастьем.

— Ты должна была нам тогда всё рассказать, Амели.

— Я испугалась, подумала, что причиню слишком много боли вам своим поступком. Не хотела терять вашего доверия, не хотела поступать с вами так же, как сестра. Тогда я была уверена, что смогу усмирить свои чувства. Но я ошиблась. Не смогла.

— Ты, и в правду, хочешь развестись с Альбертом, с достойным парнем, ради человека, который сидит в тюрьме? Амели, слышала бы ты, что люди говорят о Давиде.

— Я хочу развестись с Альбертом, потому что мне тяжело быть и жить рядом с ним, — исправляю её. — А что касаемо Давида… то я не верю в то, что говорят люди. Я не знаю, почему он в тюрьме, но точно не потому, за что его обвиняют. Но это все вторично. Я не могу с нелюбимым. Не могу.

Мама тяжело вздыхает и тянется меня обнять. От её жеста, я не могу сдерживать слез и кидаюсь к ней в объятия. Даже и думать не могла, что разговор окажется настолько благоприятным, без лишних вопросов, упреков и осуждений.

— Подождём папу с командировки, хорошо?

— Конечно, — прижимаю её сильнее.

— А ты пока ещё раз хорошо подумай. Альберт замечательный мужчина, боюсь, чтобы потом ты не жалела о том, что все потеряла.

— Я буду жалеть, если останусь с ним, испортив этим себе и ему жизнь.

— Наверное, я плохая мать, раз не заставляю тебя сделать все так, как вижу правильным. Но я не могу идти против твоих чувств, и за это, заранее, прошу у тебя прощение.

— Ты лучшая на этом свете. И мне жизни не хватит отблагодарить вас с папой за все, что вы делаете для меня!

* * *

Закрывая глаза, вижу Давида, — его улыбку и глаза. Слышу бархатный голос и ощущаю на себе прикосновение родных рук. Его образ всегда преследует меня, но только сейчас я принимаю свои чувства к нему со спокойной душой.

Мне везёт, Альберт уезжает на несколько дней по рабочим делам, и я спокойно собираю вещи для ночевки у мамы. Говорить с мужем о разводе оказывается бесполезно. Как только я начинаю разговор, где есть хоть малейший намёк на наше расставание, он заставляет меня замолчать, а после уходит. И вот из-за таких попыток поговорить с ним, наши с ним отношения изрядно ухудшаются, и теперь не проходит и дня без подозрений и контроля с его стороны.

Собирая вещи в сумку, я вдруг замечаю висящее чёрное платье с открытой спиной. То самое платье, которое подарил мне Давид в Каннах. Я расплываюсь в улыбке и тянусь снять его с вешалки. Подхожу к зеркалу, приставляю его к телу и мыслями возвращаюсь в тот день.

Как же здорово помнить. Помнить взгляды, слова и чувства, что так греют душу. И так хочется вернуться туда, к нему, в те беззаботные дни, когда мы оба так отчаянно влюбились друг в друга.