Тень Галена

Гален снова надолго замолчал. Вода булькала, переливаясь между горшками.

– А сейчас, Квинт, прости – мне бросили вызов гвинейские черви. Хотя этот болван и, похоже, вся Александрия думают, что его прокляли боги и сделать уже ничего нельзя. Ну а я? Я хочу доказать им обратное!

С последними словами, произнесенными несколько напыщенно, Гален отвернулся от меня и продолжил свои таинственные действия. Время от времени он хмыкал, покусывал стило и что-то записывал на лежащем рядом папирусном свитке.

***

Как-то раз, на утренних занятиях, Гален подошел ко мне и пригласил вечером, когда солнце начнет опускаться к морю, встретиться с ним у Фаросского маяка. На все мои расспросы о том как мы попадем туда, куда допускают лишь специальную группу рабов, день и ночь таскающих на вершину дрова – он лишь таинственно улыбался и хранил необычное для себя молчание.

По окончании занятий в Мусейоне, я вышел в сторону маяка – путь предстоял не близкий. По дороге мне хотелось зайти перекусить в одной из многочисленных таверн на Канопском проспекте.

Маяк – огромный, величественный – один из главных символов Александрии, а кто-то поговаривал, что и одно из чудес Света – виднелся впереди. Его массивная фигура делилась на три части, раскинувшиеся на необъятной, уходящей далеко в море каменной платформе.

Нижняя – самая большая и широкая часть, была похожа на гигантский дом, в сотню шагов длиной, испещрённый окнами в строгом геометрическом порядке. Уровнем выше расположилось основание поменьше. Но таким оно казалось лишь снизу и издалека – будучи рядом, едва ли хватило бы и двух десятков человек, чтобы обхватить его раскинутыми руками.

Еще выше, третьим и самым верхним уровнем, стояла исполинская ротонда, по кругу украшенная колоннами из кварцита – особого камня, который не дает трещин даже в самом жарком пламени. Меж колонн как раз бесновался могучий огонь, зарево которого отблесками отражалось от хитрой системы установленных по кругу зеркал из отполированных медных листов. Свет от этого исполинского костра было видно на десятки миль вокруг. Венчала же ротонду статуя покровителя морей Посейдона, высотой достигавшая роста четырех взрослых мужчин. Но от земли она была так далеко, что ее едва было видно.

До сегодняшнего дня я никогда не был у маяка, да это не приходило в голову – любой, кто родился в Александрии, воспринимал его некой величественной, но естественной частью окружающего город пейзажа. К тому же проход туда, как я уже говорил, не был доступен всякому жителю. Вдруг кто-то решит затушить огонь или подать какие-то сигналы затаившемуся противнику?

К тому же неосторожный посетитель мог бы сломать, или украсть что-то из сложной оптической конструкции зеркал – в любом случае, оставлять маяк без охраны было бы неосмотрительно.

Подходя к маяку, я прошел через пару постов вооруженной стражи, безмолвно пропускавшей меня. Изумленный, я томился в предвкушении, что же такого заготовил Гален и почему так спокойно ведет себя охрана.

Обутые в сандалии, мои ноги ступали по длинной, мощеной булыжниками перемычке, отделяющей остров Фарос от материковой части Александрии.

В непосредственной близости от громадных стен величественного строения я увидел мужчину, облаченного в необычно длинную тунику, скрывающую ноги ниже колена. Поверх нее он был облачен в плотно прилегающий панцирь с изображением рельефа мышц живота и груди – лорика мускулата, как ее называли в римской армии. Такие иногда носили старшие центурионы[37] – я несколько раз видел их в городе, когда командиры из какого-нибудь египетского легиона получали день для отдыха и отправлялись в город за всеми благами и наслаждениями цивилизации, по каким только может истосковаться солдат на службе. Сердцем и не только.

Мужчина также был вооружен – на его правом боку я заметил ножны и рукоять римского гладиуса[38]. Он пристально изучал меня взглядом.

– Я Гай Целизий Руф – главный смотритель Фаросского маяка, – он представился. Его голос был хриплым и мужественным.

– А ты? Ты, должно быть, тот самый Квинт? Мне описали тебя кудрявым юношей среднего роста. Я велел своим людям пропустить такого ко мне, не задавая лишних вопросов.

– Да, Квинт Гельвий Транквилл, рад знакомству! – я смущённо кивнул.

Он протянул мне руку, и мы поздоровались.

– Важность маяка для нашего города такова, что никому не дозволено до особого разрешения подниматься наверх под страхом смерти, бесчестья и пыток. Но, клянусь богом Солнца, Юпитером и Зевсом в придачу – я пропустил бы твоего друга наверх, пусть даже сам император снизошел и запретил бы мне это делать, – горячо вспылил смотритель.