Тень Галена

– Ничего не получалось, не выходило! Совсем ничего. Незачем было жить дальше. И тогда я решил вскрыть себе вены, – смотритель выпрямился и изменился в лице. Его голос зазвучал решительно и твердо. – По крайней мере, это благородная смерть. А хорошая смерть много лучше дерьмовой жизни. Стояла такая жара…Я потерял много крови и, кажется, сознание покинуло меня. А едва пришел в себя – обнаружил, что прошло, должно быть, много часов, я лежу в канаве, а кровь давно свернулась и черными корками залепила мою рану. Я снова был здесь, в этом мире. И черви дальше поедали мою плоть. Казалось, сама смерть не захотела меня принять, испытывая омерзение.

Гай поморщился.

– Эти твари шныряли, копошились и ползали под моей кожей, изредка показывая слепые головы наружу. Прикасаясь, я мог даже чувствовать пальцами их упругие тонкие тела, представляешь?!

Его слова ранили, но представлял я лишь с трудом. И еще больших трудов мне стоили попытки не выдать отвращения, целиком охватившего меня. Гай все же заметил это и понимающе кивнул. Ему не в чем было меня винить.

– И тогда, я отправился сюда, к маяку, продолжил он, – я шел умирать! Я хотел умереть, покончить со всем этим! – высота маяка манила меня, завлекая разбить голову о булыжники и надежно отдать душу в Гадес без долгих страданий. Я ковылял, а люди вокруг испуганно сторонились, уступая мне дорогу к смерти. Либитина[39], в чьих ледяных объятиях заканчивается всякий земной путь, уже раскинула руки, встречая меня на дороге к вечности. Пока на этом пути не встал он. Он, который подошел и твердо преградил дорогу. Мельчайшие надрезы, невероятно тонкая работа и хитроумные инструменты. Медленно, медленно, он вытягивал червей из меня, накручивая на стилус. А длиной эти создания – проклятье богов – в три моих локтя, только представь! – Гай шумно выдохнул, вспоминая это зрелище.

– Белые, склизкие – они ползали под моей кожей и нельзя было спешить, чтобы не порвать их и не отравиться еще больше – так он мне объяснил.

– Ладно ноги и туловище – день за днем твой учитель чудом извлек их всех оттуда, но мое лицо! Мое бедное лицо! Оставшиеся мерзкие твари, казалось, укрылись в моей голове и копошились там, ползая в щеках и не желая высунуть слепую морду, чтобы их можно было ухватить. Обезображивать же себя множеством порезов Гален настрого запретил, сказав, что проще мне тогда уж довершить задуманное и сброситься с маяка, чем превращать свое лицо в безобразную кровавую маску с призрачными шансами на успех.Но надо спешить – черви могли повредить мои глаза.

Гай указал пальцами прямо на свои глазные яблоки.

– И тогда твой учитель принес металлическую пластину, вогнутую вовнутрь. Моим клинком мы пробили в ней отверстие, чтобы я мог вдыхать воздух через тростниковую трубку и не задохнулся. И затем он закрепил пластину на деревянной ручке, погрузив мое лицо внутрь, как можно ближе, но не касаясь пластиной кожи, дабы тяжелые ожоги не обезобразили меня. Гален напоил меня какими-то настоями и стал неспеша разогревать металл пламенем факела.

Я попытался вообразить себе такую картину, но становилось все труднее.

– Было жарко, было чудовищно жарко, нечем дышать и с моего лица широкими ручьями валил пот. Несколько раз я был в шаге от потери сознания. Моя кожа распухла. В голове моей центурия легионеров усиленно стучала в набат, надрывая все силы. Тяжёлыми толчками отзывался каждый удар пульса. Все это, казалось, продолжалось целую вечность, словно я уже умер и меня пытают подземные чудовища. Следом за испытаниями жаром пошли мучительные минуты травления. Я дышал через трубку, но и так почувствовал, что твой учитель как-то исхитрился окуривать мое лицо плотным густым дымом. Глаза нестерпимо жгло, хотя я держал их плотно закрытыми. А потом он убрал пластину. Стал хватать и вытягивал червей, ослабленных этим нестерпимым жаром и дымом. Надавливал на размякшую кожу, и хватал, хватал, хватал – его пинцет прыгал по моему лицу, пока я лежал в забытьи. Ну а потом все кончилось и вот я здесь, живой – смотритель горько усмехнулся. – Конечно, теперь у меня нет семьи, но есть жизнь и свобода ею распорядиться.

Гаю, должно быть, было видно, что я растроган его историей и едва сдерживаю слезы. Да ведь так оно и было!

– Ну-ну, парень, полегче! Все это уже позади! – Гай хлопнул меня по плечу. – Смотри, даже следы на лице почти незаметны, – он улыбнулся.

Шрамы действительно были едва видны.

– Иди, он просил пропустить тебя. Иди! – Гай улыбнулся и махнул в сторону маяка.

Я двинулся ко входу.

В огромном каменном основании маячила широкая резная дверь на мощных петлях. Над ней, на стене, я разглядел четко выведенную надпись:

«СОСТРАТ ИЗ КНИДИИ, СЫН ДЕКСТИФАНА, ПОСВЯТИЛ БОГАМ–СПАСИТЕЛЯМ РАДИ МОРЕПЛАВАТЕЛЕЙ».

Говорят, раньше там значилось имя царя Египта Птолемея, что желал обессмертить себя строительством маяка и отдал приказ о постройке. Хитрый Сострат же высек послание на камне, а имя царя написали на штукатурке, которой обильно замазали надпись. И когда век спустя штукатурка треснула и обвалилась, любой уже знал правду про истинного создателя александрийского чуда.

– Эй постой! – окликнул меня смотритель, — это была вода! Не проклятие. Вода! Понимаешь? И он смог доказать это! Много дней он экспериментировал с нильской водой и ее очисткой. Там, вроде, что-то такое водится, откуда все эти черви потом и берутся. Никто не верил, что это может не быть проклятием, но Гален… Он смог заразить этой дрянью пса. Через воду! Пес тот был совсем старым и вскоре умер, совсем не от червей, которые едва появились. Но видел бы ты рожи докторишек и жрецов, что мнили себя великими! Проклятия? Боги? Обреченность?