Капитан присвистнул и под цепкими взглядами прочей портовой публики, которую стоило бы опасаться после захода солнца, спрятал вознаграждение.
– Следуй за мной.
– Хорошо! Кстати, знакомься – это Квинт – возможно, мой новый ученик. Ты не возражаешь, если юноша составит нам компанию? Уверяю – он не болтлив.
От этого сомнительного в наших обстоятельствах комплимента я почувствовал укол совести. Действительно, мне редко удавалось отвечать Галену на его тирады что-то вразумительное. Антиох пробурчал что-то неразборчиво, но было ясно, что ему совершенно все равно. Итак, я отправился за ними к судну, покачивающемуся у пристани шагах в трехстах от места, где мы провели последние несколько часов.
Пять ауреев! Да это пять сотен сестерциев! – размышлял тогда я. Сумма, которую мой отец с трудом зарабатывал бы пару месяцев! – много вопросов крутилось у меня в голове. Что же это за товар? И насколько богат мой новый знакомый? Задать их вслух, конечно, было бы немыслимо.
Поднявшись на судно под пристальными взглядами смуглой, просоленной морскими ветрами команды, мы спустились в трюм. Ступени были залиты какой-то дурно пахнущей жижей, похожей на гарум – любимый римлянами соус из перебродившей рыбы, столь же дорогой, сколь и вонючий.
Темнота быстро сгустилась – залитый египетским солнцем день остался снаружи. Антиох зажег лампу и огонь лениво разорвал черноту корабельного нутра.
Кругом все было завалено какими-то мешками и кусками замысловатых деревянных конструкций. У мачты я увидел привязанную к ней статую, но было невозможно разглядеть, чью именно. Возможно, Афина, – подумал я, – сочетание женской груди и военного шлема было хорошей подсказкой. Видимо, скульптуру привязали, чтобы даже в самый лютый шторм она не смогла упасть и расколоться на просмоленных досках трюма. Даже сделанная из гипса, божественная пленница все равно выглядела жутко.
В нескольких шагах за спиной, в глубине трюма, я расслышал звуки, будто кто-то двигался. В тусклом прыгающем свете лампы Антиоха я присмотрелся и увидел клетку. Еще через пару мгновений стало ясно – там сидел человек. Костлявый, голый, его глаза безумно блестели, а рот открывался в беззвучном крике.
Я поежился и отшатнулся, едва не налетев на что-то в темноте. Стало страшно.
Антиох сделал несколько шагов вперед и зашуршал, разрезая ножом холщовый мешок, в котором обнаружился небольшой сундучок. В темноте было бы трудно разобрать, но рукой мастера на нем были вырезаны какие-то сцены. Сбоку шел орнамент, кажется из листьев, но не помню наверняка. Вручив сундук Галену и, парой мгновений позже, набросив ему на плечо набитый чем-то мягким и шуршащим мешок – Антиох махнул рукой в направлении лестницы.
Едва мы шагнули обратно – человек в клетке резко прыгнул к прутьям и громко замычал. Слюна капала из его рта, где не хватало по меньшей мере половины зубов. Его мычание, напоминающее жалобный скулеж избитого пса, было отвратительным и пугающим.
Антиох подошел к клетке и мощно стукнул ногой. Клетка заскрипела и перевернулась. Человек внутри кувыркнулся, приложившись головой к железным прутьям и стал гулить еще громче.
– Нет пощады предателям, пояснил Антиох, – этот ублюдок всю дорогу подстрекал команду вздернуть меня на рее. И представь только – на моем же собственном корабле! Мы неудачно сбыли товар в Смирне, вся эта дрянь протухла, пока мы потеряли ветер и шли на веслах. Я задолжал команде какую-то ерунду – может, пару сотен денариев[27]. А тут кое-кто из новеньких и не обтертых уже решил, что это повод для попытки переворота – он презрительно сплюнул в сторону клетки.
– Команда сама сдала его мне. Верные парни, с которыми мы прошли через все те пикантные отверстия Посейдона, что и поминать всуе не стоит. Ну а теперь вот он на редкость молчалив, ведь язык болтуна пришлось укоротить, самую малость. Заодно и рыбам радость, – он рассеянно улыбнулся. Наверное, они предпочли бы его целиком, но у меня другие планы…
Тусклый огонек масляной лампы плясал на его лице, и я почувствовал, что убить человека не составит для капитана никакого труда.
Мы с Галеном кивнули и ничего не ответили. Хотелось подняться обратно.
Корабль покачивало на волнах, ступени были скользкими и я, поскользнувшись, чувствительно приложился бровью о лестницу. Весь день сохраняя самообладание и напускную благообразность, я впервые грязно выругался, невольно разрушив созданный образ. Поднимаясь сразу надо мной, Гален звонко рассмеялся.
На пристани я смог внимательнее рассмотреть, что именно передал капитан. В руках Галена был небольшой, тонкой работы сундучок из благородной породы дерева, не подверженной гниению. А мешок оказался набитым травами которые, в свою очередь, были рассованы в мешочки поменьше. Кто-то даже позаботился и нашил восковые таблички, подписав названия трав внутри. В воздухе повис их душистый запах с примесью легкой горчинки.
– Ты был прав – она решила, что я безумен, раз выкладываю такие суммы за беспорядочные письмена ее почившего муженька. Она ничего в них не смыслила, да и никогда его не любила – поведал Антиох.