Диокл кивнул.
– Этот успех, этот рев толпы, о которых ты рассказывал – среди сотен прочих толпа боготворила именно тебя. Да и сейчас еще, поколениями помнит и чтит, хотя минули десятилетия, с тех пор как ты покинул Цирк.
Диокл удовлетворенно кивал и улыбался.
– Но в чем же был твой секрет?
– Ха! Это самое очевидное и самое трудное одновременно! – рассмеялся возничий. Мой вопрос нисколько не смутил его, словно он множество раз слышал его и прежде.
На миг Диокл задумался, формулируя мысль, которую понимал и чувствовал, но для которой непросто было подобрать ясные слова.
– Понимаешь, Квинт – для обретения настоящей славы мало выигрывать. Нужно уметь устроить представление, шоу. Держать внимание толпы в узле такой крепости, чтобы зрители ощутили, как внутренности их приподнимаются в животах, слезы сами наворачиваются на глаза, а поджилки трясутся от напряженного ожидания развязки…
Я внимательно слушал, воображая себя на ревущей трибуне Цирка.
– И вот когда все будет решать одно, последнее мгновение. – Диокл продолжал. – Когда над громадными трибунами на миг повиснет звенящая тишина, а вся двухсоттысячная толпа сольется в едином порыве, не в силах сделать следующего вздоха прежде, чем узнает финал… В этом я и преуспел – удовлетворенно заключил Диокл.
Возница из глухой испанской провинции, он отлично знал, что крылья таланта и Фортуны вознесли его в богатстве и славе на те вершины истории, которые может покорить далеко не всякий высший магистрат.
– Запомнить мой секрет – совсем не сложно.
Диокл гордо улыбался. Спиной он опирался на мраморную колонну атриума, глаза светились.
– Пусть попробуют повторить!
Доставить меня в Рим вместе с изваянием квадриги Диокл повелел в роскошной просторной раеде. Со всем возможным удобством я разместился внутри, а позади поставили мой бронзовый подарок. Казалось, под тяжестью металлического изваяния, протяжно заскулил весь деревянный корпус просторной повозки. Спереди, править лошадьми, уселись два крепких раба.
Когда мы, ближе к вечеру, добрались до Субуры, я испытал неловкость от обращенных на меня со всех сторон глаз. Вчерашнего юнца привезли в дорогой повозке – как бы не вызвать лишних толков и не привлечь внимание ворья, опасался тогда я. Оставалось надеяться, что мне не придется против воли распрощаться с дорогим подарком в ближайшие же дни. Изрядно напрягая мускулы, двое рабов помогли мне внести изваяние на третий этаж инсулы и поставили справа от окна, напротив нехитрой кровати.
На следующий день, на рассвете, ярко залившем комнату солнцем, я решился подробнее рассмотреть необычный подарок, который вместе с тысячей сестерциев останется мне памятью о необычном знакомстве с легендой Цирка. Насладившись изящными изгибами конских силуэтов, я заглянул внутрь квадриги и на миг замер. Показалось, будто внутри бронзового корпуса что-то лежит. Прямо между мускулистых ног металлического колесничего незаметно примостился небольшой сверток, по цвету очень напоминающий бронзу – из протертой кожи.
Протянув руку, я аккуратно попробовал поднять его и рассмотреть поближе. Сверток оказался тяжелым, будто его набили свинцом и мне понадобились обе руки, чтобы вытащить его из квадриги. Едва он соприкоснулся с полом – внутри гулко звякнуло. Положив находку на пол, я схватился за концы тонкой, едва заметной нити, которой он был связан и попытался раскрыть.
А о чем мечтаешь ты? – прозвучал в моей голове голос старого возницы. Вспомнилось, как он спрашивал меня в том необычном, полном скульптур зале. Сбитый с толку неожиданностью, что я тогда ответил? Кажется, я говорил о доме, о своих родных, о возвращении нашего рода в Рим которое, быть может, случится однажды…
На кожаной оболочке свертка я увидел небольшую восковую табличку, небрежно наклеенную с помощью смолы. Приблизив к глазам, я разобрал наспех нацарапанные на ней слова.
«Квинту. Не мечтай – действуй».