— Что снилось тебе, дитя?
— Мария.
Голос сестры Пелагеи дрогнул:
— Богоматерь?
— Нет, — затрясла головой Алиса. — Магдалина. Но она была и матерью, и божеством!
— Я не понимаю тебя, — ровно ответила сестра Пелагея, не прекращая гладить её.
— Я сама не понимаю, — почти простонала Алиса. — Но я чувствовала, что она — и не она.
— Кто же она?
Алиса сжалась, пытаясь сдержать дрожь, и зашептала тише:
— Я не знаю…
— Расскажи мне всё, — приказала наставница. — Что ты видела?
— Огромную постель. Белую, заправленную. Но очень большую. Как комната. Нет, как наш тренировочный зал. А, может быть, и больше… Постель стояла под куполом, словно в церкви, а та церковь стояла в другой церкви, а та — в другой. Как матрёшки.
— Продолжай…
— И Мария… — Алиса сбилась, понимая, что дошла до того момента, боязнь которого и заставила её обратиться к любимой наставнице, а не к матери-настоятельнице или доброй сёстре Софье. Но ей достало духу продолжить: — Мария лежала на этой кровати. Обнажённая. Она лежала на спине, расставив ноги и у неё был очень большой живот… Очень большой. Она его гладила и говорила… Словно молилась.
Ладонь сестры Пелагеи на мгновение приостановилась, но голос не дрогнул, оставшись ровным:
— Чего же она молила?
— Она говорила не по-нашему. Но я понимала. Почему-то понимала…
— Что ты понимала?
Вдохнула побольше воздуха, Алиса заговорила, раскачиваясь и напевая:
— «Из Солнца сошел на землю Зверь страшный, умер и возродился Огнём. И рухнул Огнь и породил Власть. Из Солнца сошёл на землю зверь водный, умер и возродился Образом. И рухнул Образ и породил Страсть. Из Солнца сошёл на землю Человек-с-тенью, умер и возродился Алтарём. И рухнул Алтарь и породил Грех. Из Солнца бык сошёл к людям, умер и возродился Храмом. Но рухнул Храм и породил Нищету. Из Солнца сошёл овен на землю, умер и возродился Церковью…»