— Все, правда, хорошо, — отвечаю ему. — А еще, я буду ждать тебя в среду.
Дима растягивается в улыбке и, обхватив за талию, прижимает меня к себе. Мне нравится видеть его таким искренним. Без масок и притворства. Они ему не нужны. То, что у него было в прошлом, надеюсь, там и останется. Сейчас я хочу только настоящего Дмитрия Михайлова, того, который стоит прямо передо мной.
— Повтори, что ты сейчас сказала, — шепчет мне в губы.
— Я хочу, чтобы ты пришел на мой день рождения.
Вместо ответа он целует меня, а после отстраняется и с довольной ухмылкой на лице говорит:
— Я знал, что ты это скажешь.
— Ты не мог этого знать, — отвечаю ему, улыбаясь. — Может быть, догадывался, но знать….
— Ежик, ты слишком много болтаешь, — говорит и снова целует.
Дверь в аудиторию распахивает, но Дима не реагирует. Пока до нас обоих не доносится знакомый голос…
— Дим, ты, где пропал, там Паа… лыч, — произносит Тоха, — Пардон.
Он выходит из аудитории и тихо прикрывает дверь. Мы разрываем наш поцелуй и улыбаемся, глядя друг на друга. Нам не нужны слова, чтобы выражать свои чувства. Достаточно просто оказаться рядом, прикоснуться и обнять. За нас все говорят наши действия, включая взгляд и эмоции. А слова — это лишь приятное дополнение.
— Мне нужно идти, — говорит и целует меня в макушку.
— Иди уже, — отвечаю ему, но никак не могу оторвать взгляда от его лица. — А не то опоздаешь, и Палыч тебя прибьет. Кто тогда будет меня любить?
— Желающих будет много, ежик, — говорит Дима. — Но я никому тебя не отдам, даже если захочешь, не отпущу. Ты моя…
После этих слов Дима уходит. Мое сердце бешено стучит в груди. Его последняя фраза: «Ты моя» заставила меня задуматься. Он ведь не шутил, а говорил серьезно. Собираю свои вещи и выхожу из аудитории.
Всю дорогу до дома я думала над его словами. И каждый раз, прокручивая фазу: «Ты моя» в груди разливается приятное чувство. Я уже слышала от него эти слова, но сейчас они звучат по-особенному. Кажется, что он вложил в них все, что у него на сердце. И это не может не заставить меня радоваться.
Подхожу к дому и достаю ключи. В сумке начинает вибрировать телефон. Достаю и смотрю на входящий. Снова Олег. Сбрасываю и поднимаюсь в квартиру. Я не намерена его слушать. Яблоко от яблони недалеко падает. Он точно сын своей матери. Такой же самонадеянный гавнюк, который хочет, чтобы все было так, как ему нужно. Один раз так случилось. Я ушла из дома. Забрала свои вещи и некоторые мамины. И я до сих пор их не открыла эту сумку. Положила в шкаф. Это единственное, что мне удалось сохранить после ее смерти. Я до сих пор помню, как отец привел ее домой. После похорон и сорока дней не пришло, а эта мегера начала устанавливать в доме свои правила. Велела избавиться от всех вещей, которые принадлежали маме. И мне до сих пор непонятно, за что отец поступил так с мамой. Сколько бы раз я не задавала себе этот вопрос, но ответ на него известен только отцу.
Прохожу в квартиру и закрываю дверь. Пашки и Нинки дома нет. Я одна. Захожу в свою комнату и сажусь за стол. Смотрю на фотографию мамы и вспоминанию, все самые лучшие моменты из своей жизни, которые связаны только с ней. У меня накопилось так много вопросов. А иногда мне не хватает ее советов. Она ведь всегда говорила мне, что папа любит меня, но я не видела этой любви. Не чувствовала ничего. В чем тогда была его любовь. Он с сыном любовницы проводил больше времени, чем со мной. Я всегда была пустым местом. Но одно знаю точно, если мне когда-нибудь доведется выйти замуж, я ни за что не позволю своим детям испытать все это на себе.
— Мам, как думаешь, я правильно поступаю? — произношу вслух и встаю с дивана.
Знаю, что ответ на этот вопрос только я смогу найти. И мне кажется, что я все делаю правильно. Я сделала то, что не смогла сделать мама. Ушла. От человека, которому я не нужна.