Измена. Тайный наследник 2

22
18
20
22
24
26
28
30

Прежняя Анна умерла тогда, в пустыне, вся ее кровь вытекла и впиталась в песок, а Каэн умер в темнице. Если бы сейчас наши глаза встретились, то мы не узнали бы друг друга. Я ношу его имя и его ребенка, но не обязана носить в душе все остальное. Осознание этого внезапно отрезвляет меня, словно поток ледяной воды и я понимаю, что я имею право быть совершенно свободной от этой боли, от своего прошлого.

— Салемс безумец, он решил использовать корону для казни, — с ужасом говорит Виктор.

— Что с ним будет?

— Она сожжет его заживо, как любого смертного, осмелившегося посягнуть на имперскую власть. Чтобы выдержать ее жар, нужно обладать огромной силой…. Это конец. Даже если вы сможете разжечь его силу, он слишком слаб.

Впервые я слышу, что голос Виктора дрожит. Впервые я слышу в его голосе неподдельный страх.

— Что мне делать?

— Молиться, и просить милости у господа, — шепчет Виктор.

52

Не вполне осознавая, что я делаю, я спрыгиваю вниз, где меня подхватывает Иос, который словно бы только этого и ждал.

— Я должна быть там, — говорю я и смотрю в его глаза. — Ты поможешь мне?

В любой другой момент он начал бы отговаривать меня, спорить со мной и стараться переубедить, но сейчас я вижу в его глазах только готовность сделать всё, что нужно, даже погибнуть, если потребуется.

Трибуны погружены в ужасную тишину, которая становится всё более и более пугающей с каждым шагом. И в основном из-за того, что эту тишину раздирает один единственный звук, оглушительно обрушивающийся на головы всех, кто его слышит.

Крик Каэна, горящего заживо. Я иду вперёд, видя перед собой только сердце Каэна, трепещущее от ужасного осознания скорой смерти, от боли и от страха. Да, он боится, но ещё больше боюсь я, и этот страх передаётся ребёнку, живущему во мне. Нити, которые я испускаю, множатся с каждым моим шагом, они усиливаются и разветвляются, словно древесные корни, опутывая всю площадь, смешиваясь с бесчисленными нитями драконов, стоящих вокруг Каэна. Теперь я уже не таюсь, теперь в этом уже нет смысла. Теперь уже всё не имеет смысла. Если он умрёт, то умру и я, умрёт и мой ребёнок.

Когда я спрыгиваю на песок площади, ко мне тут же бегут солдаты, которые выставлены по периметру специально для того, чтобы останавливать тех, кто вдруг захочет с трибун попасть туда, где проходит сама церемония. Они заносят мечи, и я знаю, что им нужно всего раз нанести удар, чтобы убить человека… Но я, кажется, уже не вполне человек.

Я впиваюсь нитями в полдюжины сердец и останавливаю их, с сожалением отмечая, что после такого они вряд ли выживут. Солдаты падают в песок, словно подкошенные. Иос подбирает меч одного из них и идёт за мной следом, глядя на то, как к нам стекаются десятки разъярённых солдат в сверкающих доспехах. Солнце так ярко отсвечивает от их начищенной золотой брони, что едва не слепит.

Им всем придётся умереть сегодня, и они ещё даже не знают об этом. Десятки солдат падают замертво, я прохожу сквозь них, как серп, сквозь траву, а те, кому удаётся приблизиться на расстояние удара меча, падают, сражённые мечом Иоса.

Сейчас весь мир для меня сосредоточен в одной точке, весь мир сосредоточен на сердце Каэна, недостойного жить, но обязанного выжить.

Я иду с закрытыми глазами, чувствуя, как вокруг меня один за другим падают всё новые и новые солдаты. Наследник не позволит приблизиться ко мне. На их горе, они не знают об этом. Каждый, кто достаточно безрассуден, чтобы подбежать ко мне, делает последний вздох. Я несу смерть, которая охраняет жизнь моего ребёнка, смерть, которая должна спасти жизнь Каэна. Это несправедливо, но другого выбора нет.

Пока я смотрю на его сердце, охваченное пламенем, моё собственное сердце постепенно превращается в камень.

— Уходите и останетесь живы, — кричу я, но они не слушают. Личная гвардия императора, усиленная доспехами, накачанными драконьей силой, погибает с пугающей скоростью, пока до их командира наконец не доходит, что если они будут и дальше пытаться меня остановить, их не ждёт ничего, кроме смерти.