— Может быть смерть это и есть цена, которую я должен заплатить, чтобы искупить свою ошибку?
Стыжусь своих собственных слов, едва они срываются с моих губ. Но мне уже все равно. Мысль о том, что я не смогу больше увидеть ее, не смогу хотя бы объясниться с ней, разрывает сердце на части. Если я сделаю это сейчас, то даже тени надежды не останется. Это навсегда.
Но откуда эта надежда? Я не чувствую даже призрачного присутствия Анны, которое ощущал, когда отправился на ее поиски. И не обманывал ли я себя? Она наверняка мертва. Сама эта мысль словно вонзает в сердце черный нож с зазубренными краями и меня начинает трясти.
Если ее уже нет в живых, то моя смерть не навредит ей. Так зачем длить эту отчаянную агонию? Не лучше ли будет окончить все здесь и сейчас, уйдя достойно? Уйти, не дав радости Салемсу поглумиться надо мной в последний раз перед всем народом?
Дрожащими руками поднимаю ведро и припадаю к его краю.
38
Стоит мне сделать маленький глоток, я замираю. Жажда, которая было утихла, теперь, начинает разъедать меня изнутри, заставляя сделать еще один глоток, а потом еще.
И так закончится моя жизнь? Здесь? Сейчас?
И вдруг какой-то шорох на самом краю сознания останавливает меня, заставив прислушаться.
Открываю глаза, и вижу только привычную черноту.
— Кто здесь?
В ответ я слышу только ритмичное постукивание, требовательное, нетерпеливое.
Это сознание начинает мутиться от яда?
И вдруг я слышу как будто шаги крохотных лапок по стене.
Крысы?
Резко поворачиваюсь в сторону шороха и напрягаю слух до предела.
Я ставлю ведро на пол и поднимаюсь на ноги настолько, насколько позволяют мне цепи.
Шаги маленьких лапок приближаются, пока не останавливаются совсем рядом. Я вглядываюсь в темноту и вдруг вижу два глаза, горящих, словно едва тлеющие угольки.
Мотаю головой, чтобы отбросить наваждение. Но глаза все так же смотрят на меня со стены, словно ожидая чего-то. Я поднимаю руку, чтобы попытаться дотянуться до странного существа, но оно тут же отбегает, шурша по полу.
— Ты рановато, крыса, я еще не сдох. Приходи чуть попозже и приводи друзей, — говорю я с неуместной усмешкой и удивляюсь тому, как болезненно звучит мой собственный голос, который я едва могу узнать.