На меня накатывает новая волна стыда. Стою и смотрю на тонкую полоску света, льющуюся из приоткрытой двери. Думаю, как освободиться и убежать, но вдруг вновь слышу приближающиеся шаги. Нервы вытягиваются в тонкую, готовую в любой момент лопнуть струну.
Этот урод входит и быстро направляется ко мне. В одной руке у него то самое корыто, которое он с оглушительным звоном ставит на пол передо мной, заставляя вздрогнуть всем телом, в другой… Что это? Оно падает мне в ноги с глухим звуком. В тишине помещения слышится его злобная усмешка. Он разворачивается и идет обратно к двери. Когда в замочной скважине, наконец, поворачивается ключ, приседаю. Щупаю странный предмет. Это что-то грубое наощупь, твердое, но почти невесомое. Внезапно догадываюсь – примерно полбуханки почти черствого хлеба.
Сажусь на матрац, вытягиваю ноги, беру в руки хлеб. Отламываю кусочек, радуясь про себя, что внутри он мягкий. Кладу в рот и закрываю глаза. Медленно размачиваю во рту и затем только жую. Чудесный вкус, просто незабываемый!
Еще бы воды. Хотя бы пару глоточков, иначе мне придется скоро умереть от обезвоживания. Жую следующий кусок, потом еще один. Удовольствие от еды быстро сменяется адской болью в животе. Ложусь, чувствуя, как холодный пот градом катится со лба по лицу, и принимаюсь гладить живот по часовой стрелке. Не понимаю, что сильнее болит: он или моя рука. Наконец, почувствовав некоторое облегчение, встаю, чтобы размять кости. Все еще помню про насекомых.
Дышу.
Любое движение по-прежнему отдается дикой болью в каждой клеточке тела, особенно – в голове. Щупаю шишку на затылке – кажется, она немного уменьшилась, но все равно остается ощутимо большой. Пытаюсь сглотнуть слюну, которой во рту нет и не было. Ощущаю внезапно свалившуюся на меня усталость. Она буквально валит с ног, добивая головокружением.
Опускаюсь на колени, прислоняю голову к холодной стене. Прокручиваю мысленно перед глазами всю свою жизнь. И особенно последний год. Нужно вспомнить все, каждую мелочь. Просто необходимо. Всех, кого обидела, кому причинила боль. Может, удастся понять, кто мог сотворить со мной такое. Или просто нужно вспомнить, чтобы попросить прощения у Бога и покаяться.
Что мне еще остается здесь делать? Только молиться. Здесь же чертова прорва свободного времени! Пока не придут, чтобы задушить тебя. Или утопить как беспомощного котенка. Или…
Эй, мам, как ты там меня учила? Отче наш, иже еси на небесех…
Годом ранее
Не могла не заржать. Стыдно было признаться, но даже испугалась обделаться со смеху. У этой мадам точно моторчик где-то был спрятан. Милка спрыгнула со стола на диван, перешагнула через меня, чуть не запнулась, но устояла-таки на ногах. Встряхнула волосами, допела в импровизированный пульто-микрофон последние слова песни Майкла Джексона и поклонилась.
Бедный Майкл! Если бы он мог, обязательно бы крикнул ей «заткнись!». Прямо из телевизора. Но никто его криков бы не услышал: Милка драла горло так, что заглушала своим ревом даже музыку, доносящуюся из динамиков.
- Спасибо! Спасибо! – Поклонилась она и подхватила свой бокал. – Учись, Майкл. Вот так нужно выкладываться.
- Его трудно в этом упрекнуть, - рассмеялась я, - он выкладывался не меньше твоего, притом весь многочасовой концерт.
- Вот так всегда, - Мила села рядом, - пытаешься нарваться на комплимент, а получаешь укор.
- Это было феерично, не обижайся, - я вытерла слезы, выступившие от смеха, и чокнулась с подругой бокалами. – Чуть живот не надорвала.
Она отломила кусочек шоколада и положила в рот.
- Не все тебе блистать, электорат тоже хочет в шоу-бизнес. – Задумалась, переключая каналы, и вдруг повернулась ко мне. – Слушай, а где Дима?
- Какой еще Дима?
- Который Митя.
ebooksa