Стальной подснежник

— Говори… — вымолвил Эйнар, с отчаянием понимая, что заглотил крючок всем нутром. — Цена… Какова цена?

— Ох, да ничего особенного, — махнул рукой морок. — Поверьте, вам вполне по карману. О цене договоримся. Но есть одна сложность. Я ведь говорю о душе, капитан. А душе нужно тело. И не любое, далеко не любое… Впрочем, вам ведь самому так будет гораздо удобнее. Подумаешь, светлые волосы вместо рыжих да имя другое… Привыкнете, капитан. Зато титул, приданое и королевская милость останутся ваши.

Эйнар замотал головой, стоило с невероятным трудом осознать, о чем говорит морок.

— Да, капитан, — возразил тот. — И никак иначе. Душа Мари — тело Лавинии. И, поверьте, это никакое не преступление с вашей стороны. Во-первых, ей вы клялись в верности раньше. И сами знаете, чем обязаны. Во-вторых, Лавинию я все равно убью, согласитесь вы или нет. Так уж получилось, что мне нужны две вещи: ее смерть и кое-что еще, что будет вашей частью сделки. Но если согласитесь, тело можете забирать для Мари. И, в-третьих, если решите взбрыкнуть и все рассказать кому-то… Да хоть той же Лавинии или королевским дознавателям… Дети — очень уязвимые для внушения существа. Ваша милая непослушная дочь выйдет ночью прогуляться на балкон и решит полетать. Или поскользнется на лестнице. Или захочет поиграть с горной гадюкой. Это будет, причем неизбежно. Вы ведь сами сегодня убедились, как легко толкнуть ее на маленькую смертельную глупость.

— Заткнись… — прохрипел Рольфсон.

— Я вернусь-с-с-сь, капитан, — прошелестел морок. — Вернусь-с-сь и спрошу о решении. Не ош-ш-шибитес-с-с-сь…

Он исчез, попросту растаяв в воздухе. На улице слышались голоса и обычный дневной шум. Эйнар на подкашивающихся ногах прошел к стене, с трудом выдернул нож и бросил в ножны. А потом вцепился зубами в запястье левой руки, чтоб не заорать от тоскливого ужаса и отчаяния.

Глава 16

СОБИРАЯ ОСКОЛКИ

Пока перепуганная Нэнси молча поднимала вещи, Ло лежала, бессмысленно глядя в потолок. Все тот же самый, с уже знакомыми трещинами. Лежала и вспоминала, как лет в пять разбила любимую матушкину вазу, расписанную цветами и птицами. Просто захотела увидеть ее поближе, а тяжелый скользкий фарфор вывернулся из рук, будто живой. Ваза разлетелась на сотни осколков. Ло, рыдая, собирала их и пыталась сложить воедино, но у нее, конечно, ничего не получилось. Ее даже не наказали тогда, потому что в доме Ревенгаров не было принято наказывать за нечаянные оплошности, да и трогать вазу ей не запрещали — это просто в голову никому не пришло. Как ни странно, дома Ло была совсем не шаловливым ребенком.

А вазу потом восстановил маг-артефактор. Даже следов не осталось, и все равно Ло, видя ее, каждый раз вздрагивала от внутренней вины — в памяти остался ослепительный цветной взрыв и летящие в разные стороны осколки.

Вот так же разлетелась ее жизнь. Но когда именно? В Руденхольме, когда Ло потеряла магию и оказалась заложницей стальной смерти под собственным сердцем? Или в столице, когда выбрала из двух зол меньшее, как ей казалось? Или вот здесь только что? Хрупкое согласие с мужем рассыпалось даже не осколками — жалящими лезвиями. Как после такого жить рядом? Разговаривать, обдумывать будущее, искать общую выгоду в нежеланном браке?

Ло вздохнула. Она не знала. Можно склеить вазу, но как починить сломанную душу? Дело ведь даже не в коменданте! Он, конечно, осел, но виноват далеко не во всем, что с ней творится. Она же… просто не знает, как жить дальше. Смириться с утратой магии, ведь живут как-то калеки? Постараться помириться с мужем, ведь не так уж он плох? Терпеть… Но где та граница между терпением и потерей гордости, за которую нельзя переходить, чтобы не потерять уважение к самой себе? Как просто было жить раньше!

Она села на кровати, морщась от неприятного ощущения внизу живота. Нэнси уже собрала белье и сложила его на кресло, подняла письменный прибор и баночки с притираниями…

— Бумагу бери за самые краешки, — велела Ло, спохватившись, что магически обработанные листы следует трогать как можно меньше. — И давай сюда.

Она осторожно приняла листочки, морщась от нарастающей боли. Отложила обычные, а магические перебрала, с каждым испорченным все сильнее мечтая выпороть маленькую дрянь, доставшуюся ей в падчерицы. Уцелело меньше половины листов, остальные были безнадежно затоптаны, так что использовать их уже не выйдет.

— Белье перестирывать придется, — сокрушенно вздохнула Нэнси.

— Белье… — повторила Ло, прикладывая ладонь к животу. — Нэнси, найди мне чистую ветошь! Проклятье…

Она наконец поняла, почему так тянет поясницу! Как всегда, не вовремя. Впрочем, бывают ли вообще лунные дни вовремя?

— А… ой, сейчас, миледи! — сообразив, заторопилась девчонка. — Вам бы лечь, может? А я горяченького попить принесу! Или к лекарю сбегать?