Просто киваю. Бессердечная… только с виду беззаботная модница, а в бизнесе похуже акулы будет. Её даже ошметки тела и кровь не остановят.
Она поднялась с тумбочки и, прежде чем покинуть свою излюбленную локацию, поправила штатив и мензурки с песком.
— Знаю тебя двенадцать лет, но любви к собирательству, кроме песка, никогда не замечала. Не находишь, что это немного странно?
— Нет. Моя коллекция не просто любовь к собирательству, как ты выразилась. Это живое доказательство того, что мы с тобой и наша кампания развиваемся. Это, считай, моё второе детище. А тебе они вообще не нравятся.
Виктория сначала задумчиво посмотрела на меня, а потом снова на мензурки.
— Ну, почему не нравятся? Вот Ольхон мне очень нравится.
И её алый длинный ноготок ласково прошёлся по названной мензурки с песком.
— Почему именно он?
Пожала плечами, но я точно знал, что она не договаривает.
Встал с кресла и подошёл к ней.
— Почему, Виктория?
— На то есть причины.
— И какие?
Взгляд карих глаз загорается упрямством. Всё.
— Неважно, Герман, — и сделала шаг в сторону. — Всё, я ушла, и, пожалуйста, не ори больше, а то Валентина Петровна разорится на успокоительном в слоновых дозах.
Перехватил тонкое запястье, не давая уйти без ответа. Стало неожиданно любопытно. Обычно Виктория не делает тайн из ничего.
— Вике, но я хочу знать.
— Может, когда-то я расскажу тебе, но точно не сегодня. Герман, мне нужно идти.
Она дёрнула рукой, но я не спешил отпускать. Впился в неё взглядом, желая найти брешь в защите.
— Бессердечная!