И более никаких объяснений! Окинув бывшую спальню в последний раз, Вера выдохнула раздражение и помчалась в детскую. Бегемотик и правда нашелся под креслом. Взрослые не единственные, кому оно пришлось по душе — очевидно, Каролина тоже была не прочь в нем поваляться.
У входной двери ее нагнал громко дышащий пес. Спешил!
— Прости, приятель, что сама не нашла тебя, — прошептала она, присаживаясь, чтобы взъерошить собачью холку. Мокрый нос ткнулся в ладонь. — Ты отличный мальчик, слышишь? Я подумаю, как забрать тебя.
Сережа уложил чемоданы в багажник Вериной машины и отогнал свою, чтобы она могла уехать. На сердце лежала чья-то тяжелая лапа. Давила, душила. И не переставала, даже когда их домик исчез в зеркале заднего вида.
— Каролина, мы с папой решили жить в разных местах. И сегодня я переезжаю на свою квартиру.
Детка положила вилку, и взгляд перебегал с мамы на папу. И обратно. Они привели Карошку в хорошую кафешку, но не в любимую. Вера готовилась к истерике, слезам, неудобным вопросам. Но молчания не ожидала.
— У Софии папа ушел из дома, и потом ее родители развелись, — выдала наконец Каро и с пристрастием уставилась на своих родителей. — Вы тоже?
— У нас не совсем так же. Из дома ушла мама…
— … и, возможно, мы тоже разведемся.
— А где буду жить я?
— А где ты хочешь?
Каролина принялась скрежетать вилкой по тарелке. Противный звук встрепенул нескольких посетителей, а Верины виски простреливало от резкой боли. Сама того не замечая, она расстегнула часы и ущипнула, захватив тонкую кожу на внутренней стороне запястья. В голове успокоилось, но она даже не шелохнулась, чтобы остановить Каро. Пусть выражает эмоции.
Сережа, в отличие от нее, не читал детских психологов и надвинулся на дочь. Акустическая пытка прекратилась.
— С мамой хочу жить.
— Как скажешь, солнышко.
— А после развода мы с мамой снова вернемся в дом?
— Почему ты так думаешь, солнышко? — Вере не лез кусок в горло, хотя она ничего не ела с завтрака.
— Мама Софии судилась за квартиру. Ведь им надо где-то жить.
— У меня есть квартира. Когда ты родилась, первые два года мы все там жили.
— Я не помню.