Андрей как-то сказал Павлу: если при их жизни состоится пилотируемая посадка на Марс, тот же спокойный голос с чуть заметным оттенком сдерживаемого торжества произнесёт с экрана: тогда-то и там-то советский космический корабль совершил мягкую посадку на поверхности Марса, самочувствие космонавтов хорошее, аппаратура работает нормально, экипаж приступил к выполнению программы исследований, дальше — фантазируйте что хотите. Командир согласился.
Их с Харитоновым подполковник медицинской службы Гагарина провожала, конечно, тоже.
— Андрей… Ты не понимаешь, что натворил, — шепнула она, всовывая сыну в карман контрабанду — микроскопическую иконку Богоматери, коммунистка комсомольцу, пятнадцать лет расстрела за такое, как говорит их муж и отец. — Ксения, поехав со мной в аэропорт, сказала, что подала рапорт о зачислении в отряд космонавтов. Какой подал пример сестре! Только этого мне не хватало!
— Мамочка, милая, неужели ты могла предполагать что-то другое в семье Гагариных?
— Когда за него выходила в Оренбурге, кто вообще мог что-то подобное предположить⁈ Да, за лётчиков тоже волнуются. Но туда, где чёртова пустота, то абсолютный ноль, то палящее солнце, радиация… Чуть мозгом не тронулась, пока ждала Юру, особенно с Луны. Оба раза — жизнь на волоске. Думала: всё, закончилось. А теперь оба моих ребёнка — туда же… O tempora, o mores! (О времена, о нравы!).
— Мама, никто не погиб в космосе. Все несчастные случаи и у нас, и у NASA — сплошь на Земле.
— А сколько людей потеряло здоровье? Титов, Соловьева. Беляев умер…
— Не надо перед стартом!
Она опомнилась. Большой белый «Икарус», которому Павел уже обрызгал колесо, стоял метрах в двухстах от окутанной испаряющимся кислородом «Энергии-1.37», под обтекателем которой космонавтов ждал «сапсан». Тут не о смертях и болезнях надо было вспоминать, а скрещивать пальцы и плевать через левое плечо, а потом затягивать всем экипажем «Отпусти тормоза». На Красной площади побывали с дублёрами вчетвером, от Ленина благословение получили, во всяком случае, спящий Ильич никак не возражал против их миссии. Вечером засмотрели «Белое солнце пустыни», прошли тест — назвать жён Абдуллы в прямом и обратном порядке. Главное сделано, ритуалы выполнены, можно и на орбиту.
Руки женщины приподнялись, и Андрей торопливо отступил на шаг. Конечно, Береговой, провожающий от ВВС, ни слова не скажет, но как это выглядит? Маменька провожает маменькиного сынка!
Это то самое, о чём говорил ему Паша — про блатного отпрыска. Кстати, майор, постоянно тыкавший младшему своей опытностью после двух полётов, первым облажался в отрицательном тяготении, уронив тубу из-под киселя.
— Твою налево…
— Командир, вырубить тягу?
Как назло, остатки киселя образовали неопрятную лужицу на экране, откуда транслировалось изображение с Земли.
— Тягу? Ты рехнулся? Мы же промажем мимо станции. Не, точно надо убрать. Захочет генерал-полковник Максимов с нами лично поговорить или кто-то верховнее, а мы не видим лицо вождя. Неуважуха.
— Ладно, — Андрей принял как неизбежное и решился. — Метнусь кабанчиком. Потом поможешь забраться назад.
— Держись за кресло. Отстегну ремни.
И без ремней держаться было не слишком тяжело. Космонавт подтянул ноги и, разжав руки, аккуратно опустился тапками на люк стыковочного узла. Хорошо, что скафандры сняли сразу после наступления в невесомости, в нём было бы громоздко.
Подняв тубу, швырнул её Павлу, чтоб убрал в мусорный пакет, затёр пятно влажной салфеткой.
— Слышь, командир. А тут хорошо. Стою на своих ногах. Низ внизу, верх вверху. Правда, ты висишь над головой как синий ангелочек. Останусь тут до сна, хорошо? Потом ты побудь, если захочешь.