– Тебя пугает резонанс, который вызовет наше появление в обществе? – проницательно уточнил магистр. – Сплетни?
– Да! – я с удивившей меня злобой воткнула вилку в блюдо. – Потому что если все закончится хорошо, то вы исчезнете, а сплетни останутся.
– Экая ты интересная.
Он снова замолчал, и следующие десять минут мы ели. Я даже практически все в себя запихнула!
Продолжил наш не особо приятный разговор магистр тогда, когда перед нами поставили напитки и десерт.
– Адель, что тебе дороже: жизнь или сплетни?
– Жизнь, разумеется.
– Тогда наслаждайся десертом и улыбайся… милая, – он сделал глоток своего кофе и продолжил: – Не пойми неправильно, но твоя тревога о таких мелочах выглядит для меня странно.
– А вы не волнуйтесь, она и для меня странно выглядит, – чистосердечно поделилась я в ответ. – Просто поймите, я не успеваю приходить в себя от бурных жизненных поворотов. Только-только я успею не то что разгрести, а хотя бы смириться с наличием одних проблем, как тотчас появляются другие!
– Наверное, это действительно дезориентирует, – кивнул магистр. – Кстати, об этом… Адель, расскажи мне о себе. Раз мы вместе, то я должен хотя бы кое-что знать о своей девушке, не так ли?
– Ни за что не поверю, что вы ничего обо мне не знаете.
– И правильно, проницательная моя, – усмехнулся в ответ Рей. – Но все же я хочу слышать от тебя, а не читать в безликих отчетах. А после с радостью отвечу той же любезностью. Не сомневаюсь, что смогу рассказать правдивее, чем газетные сплетники. Хотя наверное, их рассказы будут интереснее! Не доверяй «Столичному вестнику», Адель, они обо всем наврали.
Это он говорит о том, что я информацию по нему смогу найти разве что в газетных вырезках? Если честно даже не думала о такой возможности! В первую очередь из-за того, что почему-то мне казалось, что инквизитор это все же не скандально-публичная фигура, а стало быть врядли ему станут посвящать первые полосы в прессе.
А тут мне по сути сказали, что в газетах про достопочтенного магистра явно писали! Притом в таких, какие читают многие, раз он практически уверен, что и я тоже.
– Ну что сказать… – я ковырнула ложечкой «Драгоценный цветок», что состоял из мусса и воздушного крема, имитирующего изящный бутон и тонкие листья. – Мне восемнадцать лет. Я получила сначала домашнее, а после и пансионное образование. Имела слабый дар… до недавних пор. Несколько лет назад скончались мои родители, сначала мама, а после и отец, и нас с братом передали под опеку родственников. Они хорошие, но весьма… консервативные люди. А потому вместо равных прав на наследство, меня и брата поставили в очень разные ситуации. Мне вручили практически разваливалившуюся лавку, которую мой отец видимо купил просто из-за выгодного расположения. Ценность там заключалась в земле, а не в самом строении.
– Это я уже понял. И получается в завещании было некоторое интересное условие?
– Именно. Я должна за год вывести лавку в прибыль. А когда я туда пришла, то встречала меня разруха и нечисть.
– Нечисть приняла тебя и привела домик в порядок? Тебе повезло, Адель. Домовой мог оказаться не так уж благодушен, а остальные гораздо менее… профессиональны. Я уже не говорю о твоем гримуаре. Сара очень примечательная книжка, если ее можно так назвать.
– Да я и не спорю, что мне повезло. Но в любом случае даже моя талантливая нечисть не в силах решить все бюрократические вопросы, хотя бы потому, что о многих из них не знает. Да и конкуренты не дремлют. Очень сложно выходить в плюс, если у тебя столько внутренних проблем.
– Выходит, и на курсы ты записалась не из-за особой любви к зельеварению, а чтобы выполнить веление отца, – подытожил Рей, выслушав меня.