— Ну, если ты говоришь «нет», значит, пока я делаю свою работу правильно, — усмехается он с намёком, протягивая руку и дёргая меня за выбившийся локон.
Я просто, с мягкой улыбкой на лице, качаю головой, прежде чем глубоко вздохнуть. Нет никакой необходимости притворяться, когда дело доходит до Колтона в спальне. Мы пристально всматриваемся друг в друга; вокруг нас в мастерской бурлит кипучая деятельность, а мы остаёмся неподвижными. Зачарованными, растворёнными друг в друге.
— А ты неплохо гонял, Ас, — мне, наконец-то, удаётся нарушить наше молчание.
Колтон делает ещё глоток минералки.
— Ты ничего не знаешь о гонках, так ведь? — смеётся он, когда я отрицательно мотаю головой и смеюсь вместе с ним. — Я не особо с тобой согласен, но спасибо за комплемент.
— Но я смотрела с братом пару заездов когда-то, а мои мальчики, очевидно, прогуглили всё об этом, чтобы убедиться, что узнали, как можно больше, — я пожимаю плечами, поглядывая через плечо, чтобы проверить, как там дети. — Значит, Вуд, да?
Он застенчиво мне улыбается.
— Это не то, что ты подумала. Это старое прозвище, — я заинтригованно поднимаю брови. — Когда я только начал гонять, кто-то назвал меня Голливудом. Прозвище прижилось. И постепенно сократилось до Вуда. Все, кто так меня называет, уже долго со мной, — он коротко оглядывается на Беккета. — Все, кому я доверяю.
— Не дай узнать об этом прессе — они с ума сойдут от счастья!
— Поверь мне, я об этом знаю, — смеётся он.
Мы оба поворачиваем головы, когда слышим, как смех Шейна заполняет гараж. Беккет стоит, обняв его за плечи, и смеётся вместе с ним, пока Дэвис поднимает Рики и усаживает в машину для фотографирования.
— Огромное тебе спасибо, Колтон. Потому что они целый день чувствовали себя особенными, — Колтон возвращает всё внимание ко мне. — За всё спасибо. Я даже не могу выразить, насколько это важно для них.
По его лицу пробегает тень.
— Ничего особенного, — пожимает он плечами, теребя этикетку на бутылке. — Я знаю об этой нужде больше, чем многие другие.
Он снова перемещает своё внимание к мальчикам, которые поочередно получают шанс посидеть в автомобиле и сфотографироваться. Мы ещё некоторое время наблюдаем за ними; Колтон снимает кепку и проводит рукой по волосам. Я краем глаза смотрю на него и вижу, как он смотрит на часы, а потом снова на моих воспитанников.
В моих ушах звучит голос Тони. Максимум два месяца. Что если она права? Даже если всё у нас продлится три или четыре месяца, я знаю, этого не будет достаточно. Я не думаю, что вообще есть какой-то промежуток времени, которого будет достаточно, чтобы любить такого, как Колтон. Он из тех парней, которые поглощают каждую твою часть. Делают тебя цельной, хотя ты и догадывалась, что неполноценна. Это придает сил и делает тебя слабой одновременно. Я знаю, что способна любить его так, как он заслуживает, но также осознаю, что у меня никогда не будет этого шанса. Тони, может, и ехидная сука, но она знает его лучше, чем я. Благодаря словам Тони, собственным признаниям Колтона, поиску в Google и моей интуиции я просто знаю: если я разрешу себе влюбиться в Колтона, это, в конце концов, разрушит меня. И я просто не могу позволить это, ради себя же самой. Взлёт может получиться больше, чем простое удовольствие, но опустошение после падения сломает меня. Так или иначе, позиция Тони весьма убедительна.
Голос Колтона прорывается сквозь мои мысли.
— У нас совещание через десять минут, — говорит он, поворачиваясь, чтобы взглянуть на меня. — Ты можешь остаться, а когда все закончится, я отвезу тебя домой?
Я кручу кольцо, которое в это утро снова надела на палец — оно для меня ощутимый источник комфорта — отчаянно желая сказать «да», но ответственность за мальчиков и самосохранение моего сердца диктуют другой ответ.
— Это плохая идея, Колтон, — я качаю головой, избегая его пристального взгляда.