— Незначительно. Так цифра была бы двести. Недорогая плата за счастье, не находишь?
Тут я с ним даже спорить не буду. И так много получается, а тянуть одинокую тоскливую жизнь… Оно того не стоит. Я кивнула, чтобы подтвердить согласие, и затем задала следующий вопрос:
— А здоровье, молодость? Ты выглядишь лет на тридцать, а сам…
— Старше твоего папы? Если мы соединим наши жизни, твоя молодость продлится тоже. Я как‑нибудь сумею поддержать твое здоровье и внешний вид, чтобы они радовали меня как можно дольше.
Пока все отлично. Чем он меня пугать собрался?
— Кон, а в чем подвох?
Он произнес так торжественно, как будто объявлял о похоронах:
— Во — первых, ты не сможешь мне изменить. Никогда.
Пожала плечами:
— Я как бы не собиралась. Ты меня полностью устраиваешь. А ты?
— Что я? Смогу ли тебе изменить? Тоже нет. Но мне и не надо.
А мне, можно подумать, просто необходимо. Так, проехали.
— Отлично. Давай дальше. Пока никакого катастрофического неравноправия я не заметила.
— Я всегда смогу прочитать твои мысли, а ты мои — только если я того пожелаю.
— Что, так и будешь их читать? Денно и нощно?
— Нет, зачем? Это тяжкий труд. Но в принципе…
Напугал ежа голой задницей! Если это не круглосуточно и автоматически, то большого значения иметь не может.
— Тогда и это не проблема. В принципе мы много чего можем сделать, однако же не делаем. Ты человек порядочный, я тебе доверяю. Но я же вижу, что главный ужас ты мне пока не назвал.
Он вдохнул поглубже. Как будто нырять собрался. Затем выдохнул — и нырнул. Сказал то, что боялся произнести.
— Марта, сказки часто заканчиваются словами: „Они жили долго и счастливо и умерли в один день“. Для Разделения это не метафора. Я имею в виду умереть в один день. Когда я умру, ты умрешь тоже. Даже если это произойдет не через сто пятьдесят лет, а через год. — Погоди! А если умру я…