Я не хотела ничего знать о Леокадии, кроме условий прекращения брачного договора, поэтому нетерпеливо перебила Конрада:
— Так все же каковы условия разрыва?
— Я же говорю: сложные. На договоре три печати. Магические. Первая скрепляет союз, две вторых нужны для того, чтобы его аннулировать. Когда Леокадия сбежала, я активировал вторую печать. То есть запустил механизм разрыва. Знаешь, маги — большие формалисты. Число семь — сакральное в магии. Третья печать активируется, если за семь лет она не вернется. Три года уже прошло.
Осталось ждать четыре года? Не самое плохое известие, но и не самое хорошее.
— А если вернется? Она ведь может?
— Если она вернется, возможно несколько вариантов развития событий. Первый: мы с ней достигаем соглашения и вместе активируем третью печать. В ту же минуту наш брак будет расторгнут без возможности восстановления.
В этот исход верилось слабо. Если Леокадия готова была отказаться от Конрада окончательно и бесповоротно, то уже давно могла так поступить. Вряд ли Конрад стал бы ее удерживать, не тот человек. А вот если она желает его сохранить на черный день, тогда ее поступки понятны.
— А если она захочет тебя вернуть?
— Ей это не удастся. Чтобы отменить активацию процесса, ей пришлось бы… Ну… В общем…
— С тобой переспать.
— Верно. Но это ей не удастся. С сегодняшнего дня я собираюсь спать только с тобой. Вот.
Кто‑нибудь мне скажет, почему я от этих слов стала тихонько мурлыкать?
— Марта, если Леокадия откажется подтвердить развод, просто придется ждать еще четыре года. К сожалению, пока договор в силе, я не смогу ни провести обряд Разделения жизни, ни даже просто сходить с тобой в храм Доброй Матери.
— А все остальное он тебе делать не мешает? — съязвила я, хотя было понятно и так: ни капельки.
Конрад радостно хмыкнул:
— Как ты могла заметить, на все остальное запрета нет.
И неведомая сила снова бросила нас друг к другу. Никогда не думала, что смогу с таким самозабвением заниматься любовь с чужим мужем да еще в доме, где к нам в любую минуту могут войти. Как будто неслась над морем на огромной волне. Она нахлынула, затем отступила, оставив меня валяться на берегу без сил, но счастливую и довольную.
Я опомнилась только тогда, когда сквозь дрему услышала ворчание Пина:
— Ишь, разлеглись. А завтракать кто будет? Хотя какой сейчас завтрак? Сейчас самый обед.
— О тебе заботится, — шепнул Конрад, — На меня‑то ему плевать. Но запахи из столовой раздаются убойные. Так что давай вставать.