— А? — Рихард реагировал так, как будто не знал, о чем идет речь, а сам он только что вошел, — С Мартой? О чем ты?
— За дверью стоит солдат, — голосом строгого, но справедливого учителя пояснил Конрад.
Ректор вскинулся:
— Откуда ты знаешь?
— Знаю, поверь. Так вот, что он там делает?
Конрад говорил спокойно и мягко, но его слова оказывали на Рика такое давление, как будто были огромной каменной плитой. Он робко произнес:
— Ты хочешь спросить…
— Именно. Я хочу спросить, охраняет ли солдат Марту от возможного нападения, или ее поместили под арест, только пока не объявили.
— И то, и другое, — сознался Рихард.
Странная постановка вопроса. По — моему, так быть не может: или одно, или другое. Конрад потребовал пояснений и Рихард изложил ситуацию так, как он ее понимает.
— Я вчера после всего был у короля. Кто‑то должен был ему сообщить, чем закончился кризис в школе. Все были заняты, пришлось мне… А во дворце из‑за Живко уже такой дурдом начался… Все бегают, орут, требуют неизвестно что… Я их успокоил: мол, та, что была причиной ужасных событий, уже никому не причинит зла. Госпожа Марта Аспен ее случайно убила, обороняясь. Думал, все обрадуются, а они по — новой орать начали. Эта дура Живкович громе всех: "Ах, убийца будет учить наших детей!" За ней и другие дамы пошли причитать.
Курицы! Проклятые курицы! Всегда их терпеть не могла, а сейчас вижу: недаром!
Рик продолжил свой рассказ:
— Горан, когда услышал о том, что Леокадии больше нет, обрадовался, а затем от криков придворных дам потерял самообладание и поддался на их вопли. Сказал, что будет лично разбирать это дело и судить тебя, Марта. Позвал Грегорича и велел ему обеспечить стражника у дверей твоей квартиры. Ты уж извини, но это домашний арест. Дамы требовали поместить тебя в тюрьму, но тут мы с королем отбились.
У меня еще оставался вопрос:
— А Эберхард? Он как реагировал? Или его там не было?
Рихард задумался:
— Братец? Он там был… поначалу. Не знаю, как реагировал, не обратил внимание. Одно скажу: вел себя тихо, никаких выкриков, никаких демаршей. А потом… Он ушел до того, как все закончилось. Не стал дожидаться решения короля.
Ой, неспроста это! Если Эберхард промолчал, значит, у него родился очередной коварный план, в который крик попросту не вписывался. Если бы он работал на кого‑то, то я бы могла делать ставки: он побежал запрашивать новые инструкции. Но этот гад работал явно на себя. В лучшем случае на папочку. Это самодеятельность семейки фар Арвиль, носом чую. Не мог же красавчик Берти вести переговоры против интересов Кортала, а действовать в диаметрально противоположном смысле.
А если он убежал, не дождавшись, чем дело кончится, значит, или понесся сообщать папочке последние новости, либо придумал какую‑то гадость и торопился ее осуществить.