Губы помимо воли растянулись в довольной, чисто женской улыбке. Все же,что не говори, но “я решу все твои проблемы” – это самое восхитительное, что может услышать женщина от мужчины.
Он отстранил меня, нежно коснулся поцелуем лба и пробормотал:
– Ты бы знала, как я скучал… Просто безумно скучал, Дженнифер.
Его пальцы перебирали прядки тонкого завитка, выбившегося из прически, вновь гладили шейку, спускались уже к ключицам. Я стояла, как загипнотизированная удавом мышь, и была не в силах тронуться с места, завороженная невесомым танцем его рук на моей коже.
– Тебе пора, Дженни. Пока я все еще джентльмен и могу тебя отпустить.
Меня насильно отодвинули на шаг и сбежали на другой конец комнаты, для надежности отгородившись сначала столом, а потом еще и креслом.
– Уф-ф-ф… – он с нажимом потер виски и, покосившись на замершую посреди комнаты меня, сказал. – Малыш, ты все же желаешь от меня добрачных свершений? Я, разумеется, чисто физиологически очень даже за, просто безумно за! Но ты, скорее всего, будешь потом страдать и мотать нам обоим нервы. Так что беги в свой дом и можешь начинать готовиться… для начала к свиданию.
Я покраснела и, подобрав тяжелые юбки платья для прогулок, опрометью выскочила из кабинета.
Щеки все еще горели от румянца, который никак не желал остывать.
Эштон, ты такой… Эштон!
Глава 24
О воспитательных беседах с подрастающим поколением
Я с размаху сел в кресло, потянулся к графину с бренди, налил себе на два пальца и выпил почти залпом.
Кто молодец? Я молодец!
Я просто герой, медаль мне за заслуги перед… перед… в общем, просто за заслуги!
За терпение, за сдержанность и, наконец, за общее достойное джентльмена поведение.
Ну, почти… ибо совсем уж идеально не получилось.
Хоть памятник отливай в полный рост!
Хотя… я покосился на штаны и хмыкнул. Нет уж, лучше поясной или вообще бюст.