При всем этом, заметила, что некоторые девушки начали одеваться как я. Платья были схожи по фасону, но разные по цвету. Мадлена даже пошутила, что я стала законодательницей моды и Мирида теперь будет меня ревновать. Блин, вот женихов мне было мало, теперь еще и эта напасть.
Боги, как же мне не хватало своих подруг. Хорошо, что до начала учебы оставалось чуть меньше двух недель. Конечно, расставаться с Каем мне не хотелось, но в школу его не пустят, а жаль.
После Мары я немного посидела у фонтана, и там же встретила Лео. Он вышел и продуктового магазина с двумя пакетами в руках, увидев меня, улыбнулся и подошел.
— Добрый день. Ты очаровательна, — сел рядом и погладил Кая.
— Добрый, спасибо, — опустила глаза и смахнула невидимые крошки с ткани, стараясь скрыть смущение. Сегодня на мне было перешитое Марой платье насыщенного зеленого цвета с коротким рукавом и слегка расклешенным низом. А что ты делаешь?
— Ходил за покупками, — указал на пакеты. Учитель иногда так уходит в науку, что забывает обо всем, — взлохматил волосы. Тебя, небось, поклонники достали?
— Еще как! возвела глаза к небу. Поскорей бы в школу.
— Знаешь, ты неправильная аристократка, — заявил он, смотря на меня. От его взгляда по спине бежали приятные мурашки.
— Знаю. Я не стремлюсь к богатству, мне привычнее простая сельская жизнь.
— Ты не перестаешь меня удивлять, — вдруг сказал он, и встал с лавки. До скорой встречи.
После его ухода я еще полчаса посидела на лавочке. Но домой возвращаться все же надо. Мне надо было поговорить с герцогом и оттягивать разговор не стоило. На этот раз дедуля был дома. Я не стала переодеваться, а сразу же направилась к нему в кабинет, постучав в дверь и получив разрешение войти, повернула ручку.
— Вика, что-то случилось? нахмурился он, увидев меня.
— Я бы хотела с вами поговорить, — села в кресло и сложила руки на коленях.
— Слушаю, — герцог отложил бумаги.
— Почему вы выбрали наследницей меня?
— Захотел.
— А вот я этого не хочу, пусть лучше Мадлена ей будет, — взглянула прямо в глаза.
— Нет, — отрезал дед.
— Почему?
— Это не твоего ума дело, — его голос был тверд.