Дочитав, я поняла, что руки у меня дрожат, а строчки расплываются от непролитых слез. Солнце из больших стеклянных окон немилосердно жгло глаза. Грудную клетку так сдавило, что я не могла сделать вдох.
– Дыши. – Голос Антона прозвучал, будто из-за забора. Или из-под одеяла.
Вот бы мне тоже под одеяло. Я потрогала повязку под кофтой. Что ж так больно-то?..
– Вера.
– Двадцать лет уже Вера, – пробормотала я, смотря куда угодно, только не на Антона.
Всю неделю я старательно не думала о том, куда делся Лестер. Разум говорил –
– Дыши, – настойчиво повторил Антон, и голос его прозвучал совсем близко. Он опустился передо мной на корточки, и в носу засвербило от смутно знакомого запаха. Это, что, коньяк? – Вдыхай на четыре счета. Раз…
Вместо этого я задержала дыхание, пытаясь сдержать новый поток слез. Антон взял мои руки в свои – это было так правильно и одновременно так больно, что я уже сама хотела вернуть силу Зимней Девы, лишь бы заморозить собственное сердце.
Антон заглянул мне в глаза. Темно-каряя радужка почти сливалась по цвету со зрачком.
– Дыши. – Он несильно сжал мои руки в теплых ладонях. – У тебя швы разойдутся.
Я задрала голову и случайно поймала свое отражение в стеклянном потолке. Девушка в нем была болезненно худая, в кофте на два размера больше нужного, с острыми плечами и скорбным лицом. Неужели это я? Такая взрослая. Совершенно обыкновенная. С совершенно обыкновенной жизнью, которую мне предстояло научиться жить.
– Прости, – прошептала я. – Прости меня…
Антон поднялся и притянул меня к себе. Я уткнулась в мягкий черный свитер и почувствовала, как на макушку легла тяжелая ладонь. Запах коньяка стал сильнее, но мне было все равно – рядом с ним боль постепенно стихала.
– Ничего, – заговорил Антон так тихо, что подойди к нам кто-то на метр, не услышал бы. – Ничего. Справишься. Ты со всем справишься. Дыши.
Примечания
1
Пожалуйста (
2