– Им это расскажите, – я отвернулась.
Зачем стараться что-то объяснять, если все равно моя судьба уже ясна?
Однако Тарен Силвейн не мчался звать повара и вообще не шевелился, только, прищурившись, смотрел на меня. Под этим пристальным взглядом я начала краснеть. Синие, как летнее небо, глаза задержались на моих серых, почти белых волосах, затем спустились к простенькому, такому же серому наряду. Я никогда не надеялась привлечь внимание Силвейна, но вдруг отчего-то стало стыдно за пятна на фартуке и истертый до дыр подол.
Мужчина сделал шаг ко мне. Неожиданно очнулся Кусачка и, оправдывая свою кличку, клацнул клювом прямо рядом с ухом Силвейна. Тот ловко увернулся и кинул своенравному грифону яблоко. Мгновенно раздался довольный хруст, и Кусачка снова исчез у себя в загоне. Предатель!
Силвейн бесстрашно оперся плечом на столб загона и засунул руки в карманы, продолжая со странным выражением лица оглядывать меня.
– С грифонами раньше имела дело?
– Нет, господин, – ответила я, неуверенно посматривая на него в ответ.
– И хочешь сказать, ты лучше опытнейших наездников Небесной академии знаешь, что нужно тем, на кого уже давно плюнули? – насмешливо поинтересовался он и обвел рукой авиарий, не оставляя сомнений в том, что имеет в виду.
«Нет», – уже собиралась сказать я, но не успела.
Грифоненку надоело, что ему не дают яблоки. Он неумело, на неразвитых крыльях взлетел над загоном и бросился, выпустив когти из всех четырех львиных лап, на того, кого считал виновником отсутствия «десерта». То есть на Силвейна.
Сердце у меня екнуло. Еще не хватало обвинений в том, что я натравила грифона на преподавателя!
Но схватить, остановить зверенка я не успевала. Только выкрикнуть:
– Закат, нельзя!
И тут случилось чудо. Грифоненок, уже готовый расцарапать симпатичное лицо Силвейна, неожиданно развернулся назад. Конечно же, для его слабых крыльев это оказался чересчур сложный пируэт. Закат, пискнув, неуклюже брякнулся на землю. Я бросилась к нему, но грифоненок гордо отвернулся и посеменил обратно к своему загону. Теперь уже с обиженным видом – дескать, ну что за люди, даже отгрызть никому ничего не дали!
А Силвейн как стоял с засунутыми в карманы руками, так и продолжил стоять. Только синий взгляд стал суровее.
– Ты дала ему имя, – сухо сказал он.
– Больше никто об этом не позаботился!
– Только наездник имеет на это право, – отчеканил Силвейн.
Я осеклась. От осознания, что я сейчас натворила, начали холодеть ладони.
Мои игры с Закатом были невинными, пока о них никто не знал. Связь с грифоном, которая выстраивалась между ним и его наездником, считалась священной и длилась всю жизнь. Кое-кто из наездников отказывался ездить на других грифонах, если с его собственным что-то случалось. В Небесной академии обычно даже студентов набирали ровно столько, сколько этой весной родилось грифонят. На первом курсе ученик привыкал к выбранному зверю и только в конце года давал ему имя. Так формировались узы, необходимые для слаженной работы зверя и человека. В конце концов, именно благодаря тому, что наше королевство научилось приручать грифонов, оно стало сильнейшим среди всех…