«Давай», – вздохнул он.
Через храм я не пошла, предпочтя его обойти и добраться в сад через улицу. У меня и в прошлый раз мантия наяриты дрожь вызывала, а сейчас превратилась в символ грозящего мне будущего.
Как и в прошлый раз, по аллее гуляли посетители, но в той части, где рос цветок, никого не было. Ни один жрец в поле видимости также не наблюдался. Я спокойно прошла к цветку, который засох и всё так же лежал на земле.
– Вот из-за него я и прокололась, – испепелила я взглядом растение. Казалось, что ничего не изменилось со вчерашнего дня, вот только лейка стояла на прежнем месте, а не валялась, отброшенная мной.
Заинтересованная, я подошла к ней и, встряхнув, услышала плеск воды. Подойдя к цветку, полила его.
«Вика, зачем? Тебе вчера мало было?»
– Проверяю теорию. Посмотри магическим зрением.
Больше не критикуя, аттан подчинился и присвистнул: вокруг цветка была установлена серьёзная защита.
«Мне кажется, что сейчас появятся гости. Плетения завязаны на изменениях в нём».
Я подошла к цветку и, присев, взяла в ладони засохший бутон. Сосредоточившись, послала ему пожелание жизни.
«Если раскроешься – с корнем выдеру!» – пообещала растению, чувствуя изменения под руками.
– Я так и знал, что за напускной жестокостью у тебя доброе сердце, – услышала я и распахнула глаза. Рядом со мной стоял вчерашний жрец и смотрел таким взглядом, как будто знает обо мне всё.
– Тут вы правы, я против лишней жестокости, – встала я и выпустила цветок из ладоней. Он гордо выпрямился на вновь упругом стебле. Вот только бутон так и не раскрылся, и я с вызовом произнесла: – Особенно когда прислушиваются к моим словам.
Жрец перевёл взгляд на бутон, и в глазах его появилось удивление, которое ему не удалось скрыть, а я с намёком добавила:
– Всего-то и нужно было пообещать его с корнем выдрать. Вчера он не послушался моих угроз, сегодня же оказался более благоразумным.
– И ты бы уничтожила того, кого недавно вернула к жизни? – поразился жрец, смотря на меня испытующим взглядом.
– Легко. Обещания нужно выполнять, или они ломаного гроша не стоят. И прекращайте мне тыкать! Мы с вами не друзья, и нам ими точно не стать.
– Могу я узнать причину столь предвзятого отношения? – выпрямился жрец, пронзая меня взглядом оскорблённой невинности.
– Меня возмущает ваше панибратство, а обращение «дочь моя» выводит из себя. С моим отцом вы не имеете ничего общего, и у вас нет права так меня называть. Это оскорбляет мою память о нём. Своё же прощение можете оставить тем, кто в нём нуждается, – припомнила ему записку.
– В тебе говорит гордыня, дитя.